не сопротивляйся. противься. брат, брат, где ты? мне холодно здесь. убей его, убей, испей сладкого ихора с рук своих. брат гримнира низложенный корчится, извивается словно змея над ним, яд свой источающая. больно, больно, больно, убей, убей, убей, — мольбы здесь ни к чему, крики да стенания исцеляют и угнетают. сын фарбаути от пут пытается освободиться, но только рукам его больно, руки в кровь, пальцы изломаны, вывернуты.

всеотец приходит к нему на исходе. каком?
венгтам непорочный освобождает от пут им и его же детьми некогда сотворенными из детей брата нареченного. венгтам освобождает, прощает ли (?), говорит о новых людях, новом веке, а ётун руки свои ему показывает, укоризненно заглядывая в глаз единственный [но слеп нынче пленник, заглядывает ли или просто пытается найти куда смотреть], глаз-видящий-все и спрашивает: «хочешь историю поведаю, о ты, гунгнир держащий? не бойся, не убью.»  — «я знаю.» — «зачем ты здесь тогда? о, знаю я, истории мои вам, асгардцам, уже неинтересны; вам известно все, но невдомек мне одно, милый братец нареченный: просишь смерти от моих рук?» но руки его давно не брали оружие; только уста его агатовую ложь проливали. владыка повешенных мотает головой в ответ, запястья изломанные сжимая своими мощными руками [ты не сможешь убить его, речи только твои убивают. злокозненный жалеет в этот миг, что слеп, поэтому лишь представляет седого старца, сгорбившегося, разбитого смертью бальдра, на деле же зная, что боги могут личину любую принять, стоит им этого пожелать. да-да, вспомни, вспомни.] один касается щеки его ядом обожженной, ётун отворачивает лицо свое. «не бойся.» — «не боюсь.» так зачем же он отвернул лик свой прочь от нареченного братца? может попомнил вечера и ночи те асгардские, когда участвовал в пирах их диких, а может когда еще только боги молодыми были? ложь, все ложь.
гримнир прочь его ведет от плена им же некогда сотворенного; освобожденный всю дорогу бормочет, мямлит и просится назад, ведь там было лучше. владыка асгарда говорит свое громогласное «НЕТ», и дикая охота сквозь тишину загробную вторгается в чертоги людские, в разум поврежденный, в разум сошедшего с ума и с пути оступившегося. «я слышу стук копыт коней твоих безумных и своры собак, готовых наброситься на меня. ты хочешь убить меня? о, как мило с твоей стороны, мудрец.» старец посмеивается да вновь тянет убийцу сына своего прочь от плена.

люди дадут тебе новые руки.
люди? смертные? жители мидгарда? о, великое древо, боги спустились в мир к ним? нет, боги пришли к ним сами. теперь мир пред сыном лафея новые краски обретает; новые истории в его памяти складываются в мозаику единую; всеотец молвит, что не только руки, но и глаза подарят ему те, некогда ими созданные. созданные и отвернувшиеся. лжецу больно, жжется, играется, смеется и плачет вместе с ним боль, заключенная в сердце гнилом его, — рук более его нет изломанных, искореженных судьбою плена. Они холодны, они созданы из той же стали, что и оружие, а может и лучше, провода оплетают предплечья его. глаз ослепших тоже нет; вместо них импланты [смертные сами сказали ему об этом, и видит теперь немного более чем обычные люди, а глаза — аметистовые с золотом асгарда переплетающиеся], дарующие историю человека, стоит взглянуть на него. огонь поднимает взгляд свой на всеотца, но с удивлением отмечает, что от старца не осталось ни следа. преклонные лета, ухмылка на устах, деловой костюм, — ни пера, ни широкополой шляпы, лишь одноглазым остался. с людьми «советник» [его окрестил так один] изучает новые технологии, языки, истории, отныне доступные ему.

трущобы города — палаты его.
ты мертв. ты все еще хочешь убить брата? нет-нет, всему свое время. средь трущоб города, в неоне утопающем, языки пламени, великим костром зовущимся, [«велико и тяжело бремя мое, брат нареченный.» — «о великая глупость, она ведома и тебе, мудрец.»] при воспоминании только одном, — возгорает все с новой и новой силой. лики незнакомы лжецу, но брат, — брату теперь он начинает верить, но не доверять [доверие злокозненного не купишь слишком праведными и истинными речами] — гримнир поведал о собравшихся ему на закате ночи, в которой великий костер разгорелся. сын фарбаути меж трущоб бродит, а языки пламени, великим костром зовущимся, разгораются с новой и новой силой, ведь именно там он познал сладость ихора бессмертных; именно там он снова руку об руку с всеотцом асгардским встал, руку его направляя против восставших идеи объединиться со смертными. [помнишь как руку хёда слепого направлял ты, чтоб сердце светлоокого бальдра поразить? да, все помнишь и улыбаешься.]

«вот моя история, братья и сестры. я пришел, чтобы поразить нерадивых в компании с братцем моим».
и то была правда, с уст лжеца передаваемая в уста других.

руки свои тогда омывал он на великом костре в ихоре неповиновавшихся решению богов. кто были эти враги их? локи смеялся в лицо пораженным копьем Гунгниром, вотан кладет руку свою на плечо брата нареченного, произнося: «спасибо, что руку мою направлял. ты знаешь, как богов убить, не так ли?» ётун склабится в ответ, руку всеотца с плеча своего убирая. бессмертный бродит среди трущоб с ихором убиенных на руках своих.

ты видишь один и тот же сон.
сон пожирает советника, уводит с собой в глубь веков, уносит прочь от города, давно не утопаемого в лучах солнца. сон тревожит его, — брат одина по крови просыпается в холодном поту, зеленые бабочки в глазах, с уст чернилами ложь на простыни белоснежные падает. сон этот рассказывает о старом забытом боге, переродившемся по воле людей, о людях, преклоняющих колени и ниц падающие перед возрожденным, и некоем мартине. мартин на небосвод смотрит, где солнца нет уже, — лжец оттуда смотрит на него, ничтожного и пропагандирующего славу технологий, а не богов, присоединившихся к людям и технологии их преумножающие. пропаганда. хведрунг смеется, а ложь его проникает во все и вся города, технологии возносившего.
сон этот говорит о том, чтобы истину бога возродившегося лжец и мартин несли во все уголки мира прогнившего, мира умиравшего и изменившегося. ётун пожимает плечами, на эту истину взирая, — но почему бы и не распространить то, что правдой зовется на устах чужих?

мартин, хочешь я поведаю тебе историю?
мартин садится рядом с водительским сиденьем, захлопывая дверь машины, а лжец, ухмыляясь, морщится. морщится от запаха табака. в глазах зеленые бабочки, ложь чернилами на уголках губ его виднеется.
– мартин, мартин, хочешь я расскажу тебе сказку? — молвит советник, а мимо них трущобы проплывают, в жертву неону принесенные. — пришел ко мне как-то средь ночи тот, кто в тени скрывается и молвит, что встретиться с тобой должен я. я спрашиваю его «зачем», но в ответ ничего. ах, марти, ты же не против чтобы старик звал тебя так? ах, марти, нам предстоят великие дела!
[NIC]loki laufeyjar sonr[/NIC]
[STA]речи сладки, слова ядом преисполнены;[/STA]