IT’S SO FUCKED
EVERYTHING IS JUST SO FUCKED

говорят, у вас за горами — уже весна, теплый ветер, подснежники, небо в кайме облаков. здесь — молчанье метели и ждущая глубина, здесь — свинцовые волны и круговерть снегов.

здесь в рассветном тумане опять зажимаешь раны, опускаясь коленями в серый промерзший песок. глубина заберет своих. не поздно, не рано. впрочем, лучше бы поздно... не мы выбираем срок.

Мелани до ужаса нравится пес Хэнсенов — так же сильно, как Чака выводит этот факт из себя. Макс отвечает Страйдер сдержанной взаимностью, тыкается слюнявой мордой в ласкающую руку, но сам не подходит, чувствует недовольство хозяина. Впрочем — все его чувствуют, младший Хэнсен Страйдер не переносит на дух, были бы в шаттердоме цветы, они бы вяли при его приближении. На последней тренировке он прикладывает ее бокеном так, что чуть не сносит пол-лица. Мелани с Чаком несовместимы настолько, насколько это вообще возможно, но, кажется, отвечающие за физическую подготовку незваной гостьи русские хотят сыграть на контрасте, на ее собственной шкуре показать Мелани разницу. А, может, она просто выглядит слишком довольной. Страйдер смахивает заливающую глаза кровь из рассеченного лба, и в помещении от ненависти становится сложно дышать.

Если бы кто-то спросил Мелани, почему ей так приглянулся пес, почему она будто оживает рядом с ним — не горит яростью или веселой злобой, как это часто бывает на тренировках, а мягче становится, алый в ней выцветает до бежевого, небо в глазах отражается в глади озера летом — то она бы ответила, что у нее тоже был пес до вторжения, что его звали Счастливчик, и Мелани любила кататься на скейте, уцепившись за его поводок. Если бы кто-то спросил Мелани, почему одно прикосновение к шерсти зверя будто вытягивает из нее добрую половину тьмы, она бы ответила, что этот пес напоминает ей о доме, о мирной жизни, о человеческих — не военных — заботах. О семье. О родителях. О брате, когда ему еще не приходилось вести жизнь беглеца, когда у него еще было детство. Макс напоминает Мелани о том, за что она сражается.

Но Страйдер никто не спрашивает, а Чак не позволяет псу к ней подходить. Мелани все равно находит возможность его приласкать. Слишком давно она не чувствовала ничего подобного. Слишком давно она не была настолько близка к человеческому состоянию. Глупо, скажете вы, столько значения придавать какой-то собаке, но на войне — после войны — многие вещи воспринимаются совершенно иначе. Нечто важное когда-то давно кажется глупым и бессмысленным, а мелочи — обычные бытовые, мирные мелочи вроде домашних животных и поздних завтраков, пива с друзьями и чистой постели, — именно эти мелочи, каждая из них равносильна целому миру, именно за возможность снова все это испытать люди готовы идти на смерть.

Мелани нравится чувствовать силу. Мелани нравится чувствовать боль. Мелани дорвалась до настоящей борьбы и ей восхитительно плевать, кто и что думает о ней. Она уже доказывала, что куда сильнее, чем кажется на первый взгляд, ей ничего не стоит сделать это еще раз.

Мелани дерется быстро. У нее высокая скорость ударов и движений, она ловкая и сильная, но ей ощутимо недостает мастерства и тактического мышления. Иногда. А порой ее удары верны и правильны, будто поставлены кем-то, будто чьи-то руки бережно обхватывают тонкие запястья Страйдер и направляют ее. Кто-то незримо присутствует рядом с Мелани, в Мелани, кто-то очень на нее похожий, настолько, что бывает не отличить, кто-то, принявший Мелани Страйдер на аляскинском шаттердоме как родную. Райли Беккет — единственный, кому не противно видеть Мелани Страйдер на своем месте. По крайней мере, тому Райли, что остался с ней в дрифте.

Мелани — маленький ураган. Непредсказуемая, нестабильная, суматошная, рисковая девчонка, которая не боится получить, которая напрашивается, если честно, даже если не всегда успевает вовремя поставить блок или увернуться. Мелани не боится подлых приемов и вообще, кажется, ничего не боится. У нее часто разбиты губы и синяки на открытых казенной одеждой руках. По Мелани видно, что она отчаянно жаждет нападения и совершенно не желает защищаться. С этим у нее всегда были проблемы, Мелани Страйдер не жалеет себя в той же степени, в которой не жалеет своих врагов.

BECAUSE WE'RE GOOD AT SMASHING THINGS UP
YOU AND I

Загорелая Мелани Страйдер дико смотрится в шаттердоме посреди белой пустыни. Не то чтобы бледная кожа хоть как-то ей помогла бы — она все еще чужак. Мелани всегда ест одна. К ней не подходят, с ней не здороваются, ее провожают напряженными взглядами, она будто до сих пор находится за гранью этого мира — непрошеную гостью никак не желают пустить за порог. Страйдер это знакомо. Насколько, что на третий день она смеется в голос, сидя за пустым столом в середине столовой, и оттого на нее смотрят еще более настороженно. Мелани не любят в шаттердоме. Мелани считают выскочкой, тепличной девочкой, гражданской.

Никто не верит, что Мелани справится.

Прямо, как год назад, когда Странница пришла в пещеры, когда никто даже мысли не мог допустить, что Мелани выжила в ловушке, в которую превратилось ее собственное тело. Тогда все точно так же смотрели на нее — на них, — разве что сейчас не приходится охранять ее с ружьем и дежурить, пока она спит, чтобы кто не прирезал во сне. Они ели в одиночестве, в их стороны старались не смотреть, кривясь от отвращения, к ним обращались даже — оно. Тогда Страйдер не знала, выживут ли они, переживут ли они следующий день, их жизни зависели от чужого решения, от чужого слепого доверия — в шаттердоме мало что изменилось, она все еще зависима, только сейчас она нужна им так же, как и они ей.

А Мелани — Мелани нравится в шаттердоме. Ей нравятся тяжелые двери и толстые стены, ей нравится чистая удобная одежда и регулярное питание настоящими продуктами, а не луковым супом и хлебом из не просеянной муки. Для нее — для дикарки из пещер — военная простота шаттердома что курорт на Гоа в пятизвездочном отеле с "все включено".

Мелани всегда съедает всю свою еду, до дна выскребает тарелки, с видимым аппетитом уплетая любую непонятную массу, что туда положат. Она никогда не оставляет ничего на выброс, даже когда очевидно не так уж и голодна. Привычки выжившего, беженца, мятежника слишком приросли к ней, стали частью ее привычной жизни. Оставлять еду в условиях жизни в пещерах — расточительство. Продукты испортятся и их придется выкинуть, а кто знает, что случится завтра, будет ли у них еще одна возможность поесть? Решать, насколько ты голоден — роскошь для Мелани. Она что дикий зверь наедается в прок, запихивает в себя все, без остатка. Хотя в шаттердоме она может не волноваться о еде и запасах, может не держать в голове список необходимого, что нужно привезти со следующей вылазки, и это невозможное, невообразимое облегчение.

Правда, едва ли кого-то интересует ее мнение. Ее лишь изматывают бесконечными тренировками, выбивают все без остатка будто, но Страйдер каждый раз встает с татами, когда этого уже никто не ждет. Ее нельзя запугать бегом — она убегает всю свою жизнь, ее нельзя отвадить от идеи кулаками и палками — жизнь научила ее держать удар. Джаред никогда не позволял себе бить в полную силу, когда Мелани просила его научить ее драться. Хоу был отличной боксерской грушей, но отвратительным противником. С китайцами боксерской грушей становится Мелани, и она улыбается окровавленным ртом, пока идет к симулятору в сопровождении Мори.

Тело болит, тело ломит, синяки могли бы мешать спать, если бы Страйдер так не уставала, если бы Страйдер не ценила так хороший сон. Шрамы на плече белыми полосами ярко выделяются на фоне бронзового загара. Взмокшая Мелани часто завязывает майку до грудью, обнажая продолжение узора на боку и животе, и лишь по эти моменты ей кажется, что обитатели шаттердома слышат, что она говорит. Кроме мисс Мори. Та с потрясающим упорством продолжает игнорировать вопросы Мелани, будто проверяя ту на прочность и слепую веру в маршала. Подчиняться приказам Страйдер умеет из рук вон плохо, поэтому продолжает наседать. Мелани нужны ответы. Мелани нужны причины драться. Мелани говорит — я имею право это знать! А Мако только улыбается лисьими глазами, запуская симулятор, лишний раз напоминая, что это она здесь решает, на что имеет право Мелани. Страйдер бесит это до зубного скрежета.

здесь давно каждый — сам себе крепость, металл и пламя. мы не верим в стены, но помним в последний час, что восходит солнце, что где-то — весна за горами... мы стоим, и граница проходит по нам. сквозь нас.

говорят, наш берег — самый последний рубеж, бесполезно держаться: не будет никто спасен. но пока в обороне еще не пробита брешь, мы стоим. мы будем стоять до конца времен.

Когда ты присоединяешься к группе повстанцев, ты подписываешь себе смертный приговор. Это только кажется спасением, кажется надежной, это и есть самые близкое к этим понятиям, что можно найти в умершем мире. Тебе кажется, что ты, наконец-то, в безопасности, что вокруг люди и больше нечего бояться, но на самом деле быть повстанцем намного опаснее, чем скрываться в одиночку — ты больше не можешь позволить себе быть пойманным. Ты больше не имеешь права выживать. В любой другой ситуации у тебя есть надежда, что ты не умрешь, что останешься жить голосом в затылочной доле, ведь с каждым годом вторжения эта вероятность увеличивается — у первых Носителей не было шансов, у новых — их слишком много, чтобы Души могли себе это позволить.

Кем бы ты ни был среди мятежников, совершай ты вылазки регулярно или сиди с детьми — ты будешь мертв в тот момент, когда Ищейки тебя заметят, когда нельзя уже будет убежать, когда любой другой бы начал молиться выжить — ты будешь молить лишь о смерти. Ты знаешь слишком много. Ты знаешь, где живут люди, ты знаешь, сколько их, ты знаешь их лица. Ты, обладая таким простым знанием, несешь ответственность за каждого мятежника. За их жизни. И оттого обязан умереть до того, как тебя схватят. И Мелани знает, что такое ответственность за чужие жизни, она знает, что такое быть последним рубежом — когда единственная брешь в броне поставит под удар других. Она была этим рубежом в собственной голове, укрывая от Странницы и Ищеек свою семью, своих людей.

Мелани умела быть пилотом егеря еще до того, как провалилась в этот мир. Она не собиралась становиться героем, не хотела этого. Все, что она умела — сражаться до последнего и с пьянящей легкостью жертвовать собой ради других. Нести ответственность за чужие жизни и ставить их превыше своей. И сейчас Мелани — совершенно не то, что нужно шаттердому, но никого лучше у них нет.

Мелани Страйдер — девочка, которая свалилась из неоткуда, которая из гроба Райли поднялась словно, в земле испачканная гостья из другого мира, на похороны без приглашения явившаяся в праздничных одеждах. Мелани — девочка, которая не имела права так внезапно и без предупреждения вторгаться в ограниченный мир военных, врываться в отработанную годами систему и рушить все границы упрямыми улыбками и короткими фразами. Мелани — девочка, которая не имела права выживать. Но она — выжила. Она свалилась, она ворвалась, она разрушила. Она создала. Она. Она. Она. Девочка алых с золотом карьеров и безжизненной пустыни. Девочка, раскаленная как песок в полдень — под кожу забирающаяся не хуже. Девочка, которую не убило вторжение, не убила пустыня, не убили люди. Девочка, которую убивали слишком часто, чтобы у нее внутри осталось хоть что-то, не покрытое шрамами. Девочка, о чью душу прокуренная насквозь жизнь тушила свои сигареты, лишениями и потерями оставляя темнеющие ожоги.

Девочка, в чьей голове никогда не было тишины.

Мелани чувствует это сразу же после того, как впервые видит раскуроченное сердце Джипси Дэнжер. Если бы в ее голове уже не бывало второго лишнего, она даже не обнаружила бы, не нащупала этой нестабильности эмоций и памяти, но ее голова — чертов проходной двор, и поэтому Страйдер замечает изменения сразу, ощущает, как порой ее будто ведет кто-то, подсказывает, направляет, что она чувствует то, что чувствовать не должна, то, что она никак не может понять. Мелани возвращается к Джипси много раз, потому что она — триггер, то, что вызывает внутри будто покалывание, зуд в висках от неуместности чужих эмоций. Как не приживаются донорские органы, так не могут прижиться и чужие чувства, чужие мысли — сознание отторгает их, Мелани их отторгает, потому что одна мысль о том, что ее тело снова не ее лишь, что в ею управляют, помыкают, наполняют не ее мыслями, пугает Страйдер до кошмаров и пробуждений в холодном поту. Но она слишком устает, чтобы как следует осознать это, чтобы разобраться, выловить чужие мысли и чувства, сейчас она не может позволить себе ошалело пялиться на свои руки после удачного удара, которого она совершенно точно не знала, она не имеет права на паузу, на остановку, на передышку.

Мелани Страйдер не имеет права на себя саму. Прямо сейчас — она часть шаттердома, часть огромного организма из железа, приказов и воющих сирен. Прямо сейчас она не полноценная личность, не воин, не борец — для этого ей нужен второй пилот.

— К чему все это, маршал? — Мелани разводит руками, бокен свистит в воздухе прямо перед носом выходящего на татами мужчины. Страйдер уже дралась с ним. Она знает, что он ей не подходит. — Мы уже знаем, что я несовместима ни с одним из них. Зачем я делаю это?

Мелани тяжело дышит, кожа блестит от пота, выпавшие из прически пряди липнут к лицу. Страйдер на взводе, это видно по тому, как лихорадочно блестят ее темные глаза, как нервно подрагивают иногда руки, как она не может стоять на месте — переминается с ноги на ногу, двигается постоянно. Терпение Мелани подходит к концу — уже три недели к ряду ее гоняют на тренировках, и чем дольше это продолжается — тем более бессмысленным это становится. Ее уже не успеют научить чему-то новому, новые сигнатуры появляются регулярно и этой чертовой планете нужен еще один егерь, а с подбором пилота тянут так, будто они готовятся к пикнику на природе, который можно и отложить, будто от этого не зависят человеческие жизни. Страйдер опять ведут инстинкты — долгие тренировки и несколько поединков один за другим, она устала думать, но совершенно не устала чувствовать. Она? Кажется, не совсем.

— Мисс Страйдер, вы должны... — Стакер начинает спокойным тоном, от которого хочется вытянуться по стойке смирно и отдать честь, но Мелани зло огрызается:

— Черта с два я что-то вам должна после того, как моего брата с мясом вырвала из егеря эта чертова тварь!

Помещение накрывает гробовая тишина, а Мелани каменеет, осознавая, что она только что сказала, что она только что почувствовала. Перед внутреннем взором всплывает картина кабины егеря, надоедливый писк сигнала тревоги, отказ левой руки. Страйдер вспоминает лицо второго пилота, который оборачивается на нее в последний момент, вспоминает "слушай меня!", вспоминает "ты должен!..", вспоминает мучительную, оглушительную боль разрыва связи. Вспоминает смерть. Время будто замирает для нее, глаза Мелани стекленеют, она погружается все глубже в свою похожу на решето память, путается в эмоциях. Она помнит это. Она помнит, что случилось со вторым пилотом егеря, помнит, почему осталась там одна. Но это не ее память. Страйдер пытается выбраться из боли, страха и отчаяния, что дрожью прокатываются по ее телу от яркости и четкости картин, что рисует ей кто-то, оставшийся в егере даже после того, как там оказалась она. Умерший там вместе со своим братом. Мелани понимает, что это не ее вспоминания, но продолжает раз за разом прокручивать в голове эту картину, и с каждой попыткой их все сложнее отличить от собственных.

Она поворачивает голову, она смотрит в глаза брату — не ее брату, — она чувствует, что сейчас случится что-то страшное, что она напугана, и он напуган не меньше. Это дрифт, и дрифт пугает Мелани, потому что этот — наполнен только ужасом и отчаянием. Лицо напротив будто подернуто пеленой, она никак не может толком его рассмотреть, будто черты постоянно меняются. Она знает, что это ее брат. Ее? Джейми расширенными от ужаса глазами смотрит на Страйдер из-под запотевшего от частого дыхания стекла шлема экзоскелета. Мелани знает, что Джейми умрет через секунду, что ее брат умрет, и она почувствует это вместе с ним, умрет тоже, потому что потерять его страшно, потому что он слишком долго был в ее голове, чтобы можно было представить себя без него. Мелани хочется кричать его имя, но лицо снова меняется, там снова другие чужие (родные?) черты, но легче от этого не становится, боль не уходит, а лишь усиливается, нарастает, предчувствуя приближающийся разрыв связи.

Мелани не может потерять брата, потерять Джейми, только не так, только не сейчас, когда в них столько надежды на завтрашний день, на будущее. Она не может позволить ему умереть, и Страйдер тянется к нему, путаясь в личностях, лицах и именах, тянется слепо, потому что это ее брат, и он, черт возьми, должен жить, он ведь такой живой прямо сейчас в собственной голове она может видеть все его вспоминания, все его глупые школьные проделки, все его шутки, его смех, его улыбки, собственные улыбки в ответ. В нем сейчас так много жизни, в их головах вся она, поделенная на двоих, переливается, сверкает, горит. А потом все обрывается, и крик Джейми — Йенси! Йенси, она помнит его имя! — эхом остается в ушах, в голове, звенит, надвое раскалывается, отделяясь от крика самой Мелани, и сознание, ее саму будто рвут на части, отбирая брата, отбирая его мысли, его эмоции, его леденящий кровь ужас. В глазах темнеет, егерь наваливается всем своим весом, в ушах стоит собственный крик с унисон с криком брата.

Выпавший из рук Страйдер бокен глухо ударяется о татами в полной тишине. Она понимает, что плачет, только когда касается дрожащими пальцами лица. Мелани думала, что знает все о боли и потерях. Оказалось, она не знает об этом абсолютно ничего.[NIC]Melanie Stryder[/NIC][AVA]http://forumavatars.ru/img/avatars/0013/bc/c6/392-1466778744.gif[/AVA][SGN]don't lay down, your life's NOT OVER, gotta stand your ground

if your heart still BEATING, then it's worth FIGHTING FOR
even when you're BLEEDING, you're WORTH fighting for
Y O U  A R E  W O R T H  F I G H T I N G  F O R

av by `керубино[/SGN]