Альбукерке был крупнейшим городом в штате Нью-Мексико, так было написано в школьных учебниках Мелани Страйдер, и у девушки не было никаких оснований им не верить. Полмиллиона жителей, десятки разных магазинов и  Коронадо Центр, куда невозможно было зайти, чтобы не встретить там кого-нибудь из знакомых. Но в целом родной город Мелани был достаточно большим, чтобы ни разу не покидавшая его девушка могла с уверенностью сказать, что выросла в мегаполисе, привыкла к подобному темпу жизни и не потеряется в шуме машин и спешащих в метро людей. Это была ее первая ошибка. Нью-Йорк встретил ее гудками автомобилей, человеческим потоком, который проволок Страйдер несколько метров, пока она не нашла в себе силы и наглость растолкать всех локтями и выскочить на проезжую часть. Там ее чуть не сбило ослепительно оранжевое такси, Мел едва успела подхватить свой разрисованный ею же чемодан и дать деру к противоположной стороне дороги. В фильмах часто показывали, что переходить дорогу по велению левой пятки Одина в Нью-Йорке принято, и водители вроде бы в курсе суицидальных привычек местных жителей, но больше испытывать свою удачу Мелани не стала, с тех пор переходя дорогу строго по светофору, даже если стоять ей приходилось там одной.

Страйдер не привыкла чувствовать себя приезжей из провинции, но в Нью-Йорке это получалось как-то само собой. Прославленный таким огромным количеством художественных произведений от фильмов и сериалов до картин и фотографий, этот огромный город больше походил на кита из сказки про Пиноккио, который открывал свой огромный рот и заглатывал все. Нью-Йорк был таким же — он открывал свою пасть и глотал людей. Каким бы большим ни был Альбукерке по сравнению с другими городами штата, на фоне восьми миллионов жителей Большого Яблока он выглядел неприметной деревушкой. Да во всем штате было столько же людей, сколько в отдельно взятом Бруклине. Казалось, в этом безликом потоке людей невозможно было почувствовать себя как дома, но все это Мелани решила оставить на потом — сложности переезда, волнения о том, как же она приживется в этом огромном городе, как найдет свое место, не собьется с намеченного пути.

Сейчас она неуклюже лавировала между людьми, то и дело прижимая к себе размашисто заброшенную на плечо огромную бежевую папку с рисунками, чтобы ее не унесло, засосав в человеческую реку, и постоянно заглядывая в телефон, который вроде бы должен был проложить ей маршрут до Нью-Йоркской академии художеств, но, на взгляд Страйдер, он вел ее по какому-то лабиринту прямиком в пасть к Минотавру. Девушка к своим двадцати двум годам, высшим образованием за плечами и магистратурой в Нью-Йорке в перспективе, абсолютно не умела ладить с техникой сложнее тостера и телевизора. Даже пресловутый графический планшет, который ей пришлось освоить по учебе, кажется, видел в ней врага. Её младший брат Джейми и тот лучше с ним справлялся, разве что таланта к рисованию у него не было, как, впрочем, и у всей семьи Мелани. Это был ее особый дар, доставшийся ей, видимо, в комплекте с антипатией всего, работающего от электричества. Так что идти по карте в телефоне в переполненном людьми и поворотами Нью-Йорке изначально было идеей достойной разве что Премии Дарвина.

Мелани еще раз взглянула на карту, где синей стрелочкой обозначалось ее местоположение, убедилась, что может срезать по небольшой площади, утыканной кафе, и направилась в совершенно противоположную от академии сторону. В самую нужную сторону из возможных сейчас. Страйдер не могла точно сказать, почему решила поступать в магистратуру именно в Нью-Йорке. Что-то манило ее в этот город, какие-то внутренние не отвеченные вопросы, может быть, желание попробовать жизнь вдали от дома, желание испытать свои силы, найти свой стержень, свой путь. Что-то настолько значимое, ради чего стоило пролететь через всю страну, оставив дома и родителей, и младшего брата, и парня, грозящего стать женихом. Когда Мел прошлым утром сошла с трапа самолета, она не почувствовала себя дома, спертый воздух мегаполиса не пахнул домом, но девушка четко поняла, что найдет в этом городе частичку себя, которой ей так не хватало в родном Альбукерке. Найдет и обязательно вернется, к Джареду, к Джейми, к привычной жизни. Возможно, она будет преподавать? Мелани думала об этом. Творить свои картины и учить этому детей, но это все было потом, в долгосрочной перспективе, как планы, которыми можно козырнуть перед знакомыми семьи. Сейчас живая и сильная Страйдер рвалась к новой жизни в огромном городе, новым впечатлениям, новым людям, ко всему абсолютно новому, что обещало захватить ее, закружить, увлечь с собой в свою бесконечную сальсу.

Погрузившись в свои мысли, в очередной раз опустив глаза в телефон, карта в котором, Мел была готова поклясться, минуту назад выглядела совершенно иначе, девушка не заметила, что люди оттеснили ее слишком близко к стоящим на свежем воздухе столикам кафе, и одним эффектным размашистым движением, развернувшись на сто восемьдесят градусов, Мелани смела все, что было на столике, опрокинула чашку с кофе — благо пустую, и чуть не поставила фингал незнакомцу — реакция у того оказалась быстрее, и он успел остановить несущуюся на него бежевую папку с какой-то мотивирующей надписью на испанском.

— Господи, извините, пожалуйста! — воскликнула Мелани, разворачиваясь к незнакомцу, размахивая папкой уже в другую сторону, чудом не снеся еще что-то или кого-то, с ее то старанием, и принялась устранять учиненный ею разгром. Подобрала с земли ручку, рассыпавшиеся пакетики с сахаром, быстро поставила на место чашку из-под кофе, огляделась по сторонам, не забыла ли она еще чего упавшего, от этих телодвижений папка во второй раз угрожающе свистнула в воздухе рядом с лицом мужчины. Обнаружив укатившийся кувшинчик из-под сливок, Страйдер скользнула под стол, схватила убежавшую посуду и, поспешно вставая, сама приложилась головой о край столика. Она так спешила исправить свою неуклюжесть, что стала выглядеть только еще более взбалмошно и забавно.

Подняв, наконец, глаза на дважды чуть не зашибленного папкой незнакомца, смущенно накручивая на палец прядь русых волос, Мелани наткнулась на спокойный добрый взгляд, под которым всю неловкость как рукой сняло. Страйдер смущенно улыбнулась:

— Простите еще раз. Я в первый раз в Нью-Йорке, приехала поступать в академию художеств, — будто в оправдание того, что она носит с собой такой опасный предмет как огромная папка массового поражения, произнесла Мел. — Не то чтобы это давало мне право разрушать чужие поздние завтраки, конечно. А вы... вы тоже рисуете? — Страйдер успела разглядеть чудом оставшийся на столе листок с наброском и продолжила, надеясь как-то сгладить обстановку: — Это очень красиво. Вы художник?

Мелани правда не собиралась льстить ради того, чтобы не услышать в свой адрес ничего нелицеприятного. Она почему-то была уверена, что мужчина сейчас не вскочит со своего места и не примется отчитывать ее на глазах у прохожих. Сколько ему? Лет тридцать? Чуть больше? "Больше," — подумала Мел. — "Тридцатилетние так не смотрят". Впрочем, она ничего не знала об этом человеке кроме того, что ей нравился его набросок и с ним совершенно не хотелось разрывать зрительный контакт. С ним было спокойно. В этом огромном, чужом и вечно куда-то спешащем городе.[NIC]Melanie Rogers[/NIC][ava]http://sa.uploads.ru/WJ8Ch.jpg[/ava][SGN] [/SGN][STA]булочка с динамитом[/STA]

[NIC]Melanie Rogers[/NIC][ava]http://sa.uploads.ru/WJ8Ch.jpg[/ava][SGN] [/SGN][STA]булочка с динамитом[/STA]And you feel like falling down
I'll carry you home tonight

Мелани не сразу смогла подобрать слова, чтобы описать то, что она почувствовала, когда мужчина заговорил с ней. Это как долго крутить колесико радио, постоянно натыкаясь на шум и помехи, иногда слыша среди них голоса, порой их можно даже различить, понять, о чем говорят или поют, даже услышать мотив мелодии, но все равно неизменно напряженно прислушиваясь, будто с боем вырывая каждое слово у шуршания помех. А потом внезапно сделать еще один поворот и услышать восхитительную тишину, за которой спустя мгновение полился чистый звук — слова, музыка, больше не подернутые будто пеленой шума, отчетливо слышимые. И ты замираешь удивленно, потому что крутил это чертово колесико уже несколько лет и ни разу не слышал ничего подобного, почти привык к звучанию и тут — чистота звука. Это было очень странное чувство, но Мел оно нравилось, поэтому она решила отложить размышления на потом. Вряд ли ведь этот мужчина маньяк-убийца, завлекающий юных девушек карандашными набросками, хотя такими, по словами матери (и Джареда, предатель!), кишел Нью-Йорк. Весь этот город, не замирающий ни на секунду, не знающий покоя, будто располагал к тому, чтобы откладывать в долгий ящик все сомнения, волнения и вопросы, с головой ныряя в поток жизни, принимая все, что Большое Яблоко готово тебе предложить. 

— Ожить? Вы не очень похожи на мертвеца, — неловко пошутила Мелани, ловя робкую улыбку мужчины, улыбаясь в ответ — открыто, тепло, скрывая облегчение от того, что ей не устроят отповедь о том, что нужно смотреть по сторонам. Наверное, по ее лицу и так было видно, что она все поняла, осознала и готова искупить. —Я могу присесть и купить вам еще кофе или чая в виде извинения?

Невинная жертва хаотичных перемещений Страйдер в пространстве, кажется, с искренним интересом начал задавать вопросы, что Мелани восприняла, как разрешение присоединиться к развалинам позднего завтрака. Мел еще какое-то время смотрела на лежащий на столе набросок, думая, будет ли вежливо развернуть его к себе, чтобы рассмотреть получше. Она почти протянула руку, но потом сжала пальцы, убирая. Этот рисунок выглядел тяжелым — в прямом смысле этого слова. Будто даже поднять этот клочок бумаги со стола ей не под силу. Точно вытесанный из камня и с силой впихнутый в плоское пространство. Это было что-то вроде бессознательного наброска, когда ты рисуешь, чтобы чем-то себя занять во время ожидания, или просто делаешь наброски, не особо задумываясь, а получается что-то личное, глубокое, будто ты теряешь контроль на секунду, и рука рисует то, что прячется глубоко внутри. О, боже, Страйдер, с каких пор ты заделалась специалистами по мужчинам, на которых ты совершала покушение со своей папкой-убийцей? Это просто набросок — спроси и поверни к себе. Мелани смутилась своих мыслей, поэтому поспешила отвести взгляд от рисунка и вернуть зрительный контакт. 

—Теоретически я уже поступила, своим направлением я выбрала живопись, но мне нужно заглянуть туда лично со своими работами. И я попыталась идти по навигатору в телефоне, мне посоветовали им воспользоваться, чтобы найти дорогу, — Мелани помахала бездушной железкой. — Но заблудилась, потому что я совершенно не понимаю, как это вообще может кому-то помогать. Иногда мне кажется, что мои родители лучше ладят с компьютерами и смартфонами, чем я. Хотя вроде как все должно быть совершенно наоборот. Позор, — и рассмеялась, разводя руками, будто признавая свое поражение. — Для меня все, что сложнее тостера, лес дремучий, будто я в другом веке родилась. Мне бы обратно к виниловым пластинкам и радио.

Она много говорила, слишком много, чувствовала это. Можно было отделаться парой фраз, ведь она сидела напротив совершенно незнакомого ей человека, которому, вообще-то, скорее всего были неинтересны подробности ее жизни. Возможно, он вообще задал ей этот вопрос, чтобы хоть как-то поддержать напуганную и смущенную своей неуклюжестью девушку. И, по-хорошему, стоило бы задать какие-нибудь ответные вопросы, но Мелани буквально кожей ощущала кокон тишины, который окутывал сидящего напротив мужчину, это была не та уютная тишина, которую можно найти дома после долго рабочего дня или ранним утром, медленно прогоняя сон в кафе на углу. Это была мертвая тишина, в ней не было ничего, и когда мужчина замолкал, он будто... тонул? Что-то похожее было в его глазах. Тонул в себе. Внутри. В мертвой тишине. И Страйдер не могла сидеть и слушать эту тишину, надеясь, что ее слова, ее голос смогут хотя быть немного развеять это пугающее молчание, пустить трещины по кокону тишины. Поэтому она сделала вдох, опять улыбнулась и продолжила:

— Родители говорили, что раз уж я решила получать MFA, то стоило поступить в Йель или хотя бы в Чикаго. Но я рогом уперлась — хочу в Нью-Йорк. Будто бы... будто бы меня здесь что-то ждет, понимаете? — Мел замолчала, задумчиво кусая губу, а потом рассмеялась над самой собой. — Готова поспорить, так говорит каждый выпускник, рвущийся уехать учиться в Нью-Йорк. Да любой, кто пытается сюда переехать, а судя по толпам, это получилось у половины Америки, но мне действительно было будто жизненно необходимо здесь побывать, пожить. Может быть, я приехала сюда специально, чтобы встретиться с вами и испортить вам отдых?

Она подмигнула и заискрилась теплотой.

Если бы кто-то рисовал Мелани, то это были бы теплые тона — бежевый, почти телесный, но не в коем случае не белый, в Страйдер не было пустоты и тишины. Глубокий цвет кофе и дорого дерева, который всегда создает потрясающее ощущение уюта. Возможно, туда стоило добавить немного террактового, но только чтобы оттенить основную гамму — янтарь, темно-золотой, сиена. Мел и говорит так же — тепло. Ее юго-западный акцент, тягучий, мягкий, в котором звучат испанские нотки, а иногда проскакивают и слова, обволакивает. Возможно, от этого акцента стоило избавиться или хотя бы подумать о том, чтобы заговорить с нью-йоркским, но Мелани не собиралась этого делать, ей нравилось, когда по ее говору определяли то, что она из Нью-Мексико. Ей вообще нравилось чувствовать свою принадлежность к чему-то, к другим людям, к событиям — на рюкзаке Страйдер висели значки и наклейки всех конкурсов, лагерей и прочих мероприятий, в которых она принимала участие, в ее вещах было много всяких памятных мелочей, от разрисованной салфетки из кафе, которая пала жертвой коллективного мозгового штурма о том, что делать с надвигающемся как грозовая туча творческим проектом, и листовки с их первой выставки, пусть и устроенной университетом, до расписанной футболки из летнего лагеря в Акапулько с прожженной дырой от костра; вся жизнь Мелани состояла из людей, ее окружающих. И поэтому ей никогда не бывало холодно.

—О боже, — спохватилась Мелани, опять покраснев от смущения. Какой-то несуразный сегодня день получался. Наверное, стоило отложить поход в Академию до завтра, а то она и там скажет что-нибудь невпопад. —Я дважды чуть не выбила вам глаз и до сих пор не представилась. Мелани Страйдер. Просто Мел. А вас мне как называть? "О боже, извините, пожалуйста!" звучит как-то очень длинно.

Ей захотелось заставить незнакомого знакомца улыбнуться — ярче, искреннее, растормошить, растолкать.
Как он сказал в начале?
Оживить.