У Мелани есть беспощадный хозяин, безжалостный повелитель, своей волей решающий всю ее жизнь. И имя этому повелителю — время. Вы скажете, что это не новость, что мы все в плену времени, живем в бесконечной и такой глупой попытке его обмануть. Но на войне время — самый страшный противник. Мел кажется, что оно всегда действует против нее — его слишком мало, когда начинается вторжение, и люди отчаянно пытаются дать ему отпор, вторжению, которое готовилось слишком долго, отпор тем, у кого было слишком много времени. Времени слишком мало, когда Страйдер слышит голоса Ищеек, едва ли хватает секунд, чтобы затолкать Джейми в укрытие, и слишком много, когда она просыпается жалкой тенью в своем собственном теле. Мелани устала ждать, когда же время окажется на ее стороне, и поэтому не прекращает бороться. Она знает, что эта борьба будет вечной и поэтому, стискивая зубы, цепляется за свое сознание, за свое тело, за Анни. Поэтому живет. На войне наступает момент, когда ты начинаешь жить только ради борьбы, потому что не остается больше ничего. И Мелани живет. В тот момент кажется, что все почти хорошо, они почти счастливы. Чего еще можно желать, кроме возможности спокойно спать без постоянного ощущения взгляда в спину? Что можно желать в их ситуации больше, чем спокойствия, без необходимости постоянно оглядываться назад? Время. Вот чего они все желают до сих пор. Все по-разному — кто-то желает подольше пробыть в безопасности в пещерах, кто-то считает минуты до следующей вылазки, ну, а Мелани про себя считает минуты своей жизни, чтобы, не дай бог, не пропустить ни одной, не провалиться обратно в страшное забытье. Страйдер устала висеть на краю пропасти, но Анни смотрит на Джейми, и Мел продолжает бороться. В конце концов, у нее на этой войне еще осталось ради чего жить.

Они поднимаются на поверхность. То есть, поднимается Анни, ведь это теперь ее тело, ее сильные руки, ее загорелые щеки и выцветшие под палящим солнцем волосы. А Мел просто живет внутри нее, как животное, которое по ошибке купили вместе с домом. Они обе молчат, то ли боятся, что их услышит Ищейка, то ли ищут тишины, вдыхая полной грудью выжженный воздух пустыни, кажущийся лучше морского бриза после стольких дней под землей. Мелани будто бы подается вперед, стремясь почувствовать больше, вспомнить, что такое жизнь, в такие моменты пальцы Анни дергаются, перебирая в воздухе — жест, который принадлежал Страйдер, и который Странница так и не смогла перенять. На много миль вокруг расстилается мертвая земля.

— Мне хочется закричать, — делится Странница, чуть удивленно и смущенно улыбаясь.

"Людям всегда хочется кричать в такие моменты," — Мелани чувствует что-то вроде сестринского тепла и, будь она не просто голосом в голове Анни, она бы потрепала ее по волосам или хлопнула по плечу. Но она только голос где-то в районе височной доли. И Странница не говорит больше ничего, чувствуя тоску, накрывшую свою невольную пленницу. Спектр эмоций все еще кажется до удивления огромным — люди могут плакать от счастья или смеяться, когда становится совсем плохо, у них есть светлая грусть и злая радость. Этого так много, что Анни ни за что бы со всем этим не справилась, не будь с ней Мелани. И Душе очень жаль, что Мел не чувствует такой же радости от этого соседства.

— Прогуляемся? — у Мелани сильное тело, и они легко спускаются по каменной кладке, не поранившись и не подвернув ногу.

"Направо," — внезапно просит Страйдер. Она не знает, что движет ею в тот момент, но поворот, скрывающий, возможно, небольшую пещеру или вовсе — тупик, будто зовет ее. Мелани хочется заглянуть туда, и Анни подчиняется. Они спускаются еще ниже, хватаются за камень, чтобы не упасть на резком повороте и — вспышка. Они не успевают ничего сообразить, этого момента не хватает даже для того, чтобы произнести "о, чёрт" или отчаянно вскрикнуть "что происходит?!". Этой секунды хватает только для того, чтобы почувствовать толчок, легкое головокружение и время. Мелани кажется, что она чувствует его, будто погружает руки в вязкую жижу — чуть теплую, самой идеальной температуры, плотно обволакивающую, липнущую к пальцам и забивающуюся между ними. А потом теряется и это.

На долю секунды они глохнут, слепнут, теряют ощущение времени и пространства. Мел не может сказать, кому их них страшнее — Страннице, которая путешествовала по мирам или ей, которая, казалось бы, уже совсем разучилась бояться. Чувства возвращаются толчками, ослепляя светом, оглушая женским вскриком, обжигая травой под растопыренными пальцами. Анни поднимает голову, и они видят замершую перед ними девушку. Та в ужасе уставилась на, должно быть, из ниоткуда появившихся — появившуюся, это ведь только для Мелани их двое — гостей. Странница в панике оглядывается, а Мелани отчаянно пытается сообразить, что произошло и что делать. Время опять играет против нее. Сколько у нее его? Десять секунд? Минута?

"Где мы?" — оглушительно громко думает Анни.
"А я знаю?" — от растерянности, от бессилия огрызается Мелани. Все вокруг странное, чужое, но не такое чужое, как устройства Душ. На девушке, ставшей свидетельницей их появления, одето платье, напомнившее Страйдер учебники по истории и исторические фильмы. А прямо за ее спиной — огромный замок, будто настоящий из романов про рыцарей.
"Кто здесь пришелец, путешествующий по мирам?" — уже мягче, почти что шутит Мелани. — "Ты нам и расскажи".

Их все еще подташнивает, но, по крайней мере, Странница находит в себе силы подняться с колен и осмотреться. Ухоженный сад, замок, девушка в пышном наряде. И Мелани может практически чувствовать это — легкий холод у них за спиной, будто кто-то забыл закрыть дверь и теперь через маленькую щель в комнату просачивается морозный уличный воздух с легким привкусом дыма.

"Нам нужно срочно найти оружие", — решает взять все в свои руки Страйдер. Не важно где они и как здесь оказались, годы борьбы научили ее бороться с замешательством одним способом — устранять его причины. Они безоружны, и Мелани это напрягает. Она чувствует себя слишком беззащитной, слишком открытой для нападения, и пусть эта девушка с тяжелыми темно-каштановыми волосами не выглядит опасной, Мел бы чувствовала себя куда лучше, вооружившись хотя бы камнем. Но Анни решает иначе.

— Здравствуй, — говорит она мягким голосом, будто вкладывая в него все естество Души — неспособной к насилию, не умеющей причинять боль. — Не нужно меня бояться, я не причиню тебе вреда...

"Зато я причиню, если сейчас у нее за спиной появятся вооруженные мужчины", — ворчит Мелани, и будь она рядом, то обязательно бы недовольно отвернулась, скрестив руки на груди.
Странница запинается от волны агрессии, поднимающейся изнутри, но потом продолжает:

— Меня зовут Анни. И я была бы очень благодарна тебе, если бы сказала, где я сейчас нахожусь.

"Это не планета Земля", — думает Странница. — "Я знаю точно, у вас не осталось таких лесов, таких..."
"Людей, которые без страха расхаживают под открытым небом, я знаю".
Анни умудряется замолчать одновременно укоризненно и виновато, Мел думает, что она делает успехи в освоении человеческих эмоций.

— Кажется, я не отсюда, — добавляет Душа. А Мелани ждет, готовая в любой момент крикнуть Анни двигаться, бежать, драться. Страйдер давно не верит в безопасность.

***

Мелани никогда не была эгоисткой, хотя это едва ли не самая удобная модель поведения на войне. Защищать только саму себя. Но у Мелани есть Джейми, есть Джаред, есть Анни. Теперь Анни есть у нее не в голове, не серебряной полоской вокруг зрачка. Теперь Анни есть у нее невысокой девчушкой, привыкающей к новому слабому телу и забавно врущей про свой возраст. А у Мел опять есть ее тело и есть Джаред. Научиться снова жить оказывается не так-то просто, опять привыкнуть к своим рукам, к движениям, к жизни. Страйдер хочется бегать, хочется испытывать физические нагрузки, чтобы чувствовать каждую мышцу в своем теле, каждую каплю крови, что бежит в ее венам. Теперь — только ее теле и ее венам.

А когда пропадает пара человек, Мел молча смотрит на Странницу, и та кивает. То, куда они провалились несколько месяцев назад, опять появилось где-то рядом. Они не придумали этому названия, дыры во времени? Но прогрессивная Душа не любит это простое название, ей хочется рассуждать о тонкости материи, о том, насколько это непостоянно и опасно. А Мелани будто тянет туда. Холод приоткрытой двери проползает под футболку и пересчитывает ей ребра. Её тянет обратно, во Францию, к Лоле, к мягким кроватям, звездам и полному отсутствию кофе. И ей нестерпимо хочется позволить себе эту безответственность, попробовать нырнуть в объятия времени еще раз, рискнуть, поступить так, как хочется, не думая ни о чем. Она знает, что там ее ждет. И эгоизм смешивается со слабостью, с отчаянным желанием вырваться из этого плененного мира, вдохнуть воздух свободы, послушать тишину — не напряженную, не противную вязкую тишину ожидания нападения, а тишину весенней ночи или пустой комнаты, спокойную тишину, пустую.

Мелани уходит на разведку рано утром. Анни провожает ее долгим взглядом и отчего-то, будто видя ее насквозь, будто все еще слыша каждую ее мысль, просит не натворить глупостей. Или, по крайней мере, не покалечиться в процессе. Страйдер отшучивается, сгибая руку в локте и демонстрируя свой бицепс, мол, кто с ней, такой сильной захочет связываться. Мел и правда сильная — ее тело покрыто ровным бронзовым загаром, а под легкой тканью одежды видно, как перекатываются мышцы. Но что ее ждет в пещере, девушка не знает, она лишь смеет надеяться, что время будет на ее стороне вопреки всему. Один раз у нее получилось вернуться, найти путь домой, подобрать ключ к приоткрытой двери, и Мелани хочется верить, что это получится и во второй раз.

Люди думают, что там очередная ловушка Ищеек и на милю вокруг пещеры нет никого. Ее-то и пещерой назвать трудно — небольшое углубление и подножья пригорка, будто выбоина в камнях. Дверь. Но для смеющих шагнуть туда это углубление тянется на сотни лет — вперед ли или назад, Страйдер не знает. Она просто чувствует холод и идет туда, куда он зовет ее. Прежде чем шагнуть под каменную завесу, испытать свою удачу, разгневать своей беспечностью богов, Мелани глубоко вздыхает. Не набираясь смелость рискнуть, а ища в себе смелость оставить всех здесь. Она так долго защищала, оберегала и боролась, что это вошло в привычку. Она почти не умеет поступать для себя, принимать решения, руководствуясь только своими желаниями, только своей не необходимостью, а просто — порывом, мыслью, жаждой. Холод пробирает почти до костей, когда Страйдер ныряет в тень камней, а потом и в объятия времени, молясь, чтобы они не превратились в ее последнее пристанище.

Море шумит за спиной, и тошнота от этого накатывает в два раза сильнее. Мелани сгибается пополам, силясь устоять на ногах. Она стоит почти по колено в воде и думает о том, что эта дверь могла оказать посреди океана, а вместе с ней и сама Страйдер. Но удача решает отплатить ей за все, что уже выпало на ее долю, вознаградить за стойкость, за силу, за преданность. И прямо над головой Мелани развиваются флаги на шпилях французского замка.

Найти покои Лолы оказывается не так то просто. Весь замок гудит, и Страйдер приходится дождаться позднего вечера, чтобы проскользнуть туда. В замке, должно быть, какой-то праздник, и коридоры пустуют — все жители и стража сосредоточены в тронном зале. Мелани знает тайные пути, знает повороты, они с Лолой уже убегали из замка, уже прятались в нишах коридоров, едва услышав шаги стражи. А прятаться и быть незаметной Мелани умеет лучше, чем что-либо. План лестниц и дверей, она помнит чуть ли не лучше плана пещер. Внутри клокочет радость от того, что все получилось, от такой редкой удачи. Легкие обжигает воздух свободы, запах моря и листвы, а сердце противно саднит от мук совести. Страйдер пытается убедить себя, что Анни все поняла, она объяснит, она всех успокоит, но от одной мысли, что Джаред и Джейми опять пройдут через ужас ее потери, Мел жмурит глаза и стискивает зубы.

Дверь поддается со второго толчка, и Мелани проскальзывает внутрь покоев леди Виолы. Сожалеть о своем поступке она будет потом, она будет корить себя и ненавидеть, но поступать по собственным желаниям слишком пьяняще, слишком головокружительно захватывающе, слишком давно забыто. И Страйдер оставляет все сомнения на завтра. Сегодня ее ждет встреча с другом.

[NIC]Melanie Stryder[/NIC][ava]http://sa.uploads.ru/WJ8Ch.jpg[/ava][SGN] [/SGN][STA]булочка с динамитом[/STA]

Мелани не страшно. Уже не страшно. Первая волна страха, будто инстинктивная, бессознательная, прокатывается по телу и остается только в Страннице. А Мелани не боится, Мелани уже не умеет бояться. Постоянный страх за свою жизнь, за Джейми, за Джареда, за планету утомил, измотал, высушил девушку. И страх теперь будто фантомная боль в ампутированной руке — она помнит, как это — бояться, как это вздрагивать, сжимать кулаки, но уже не чувствует этого. Не умеет. Разучилась. А вот Страннице страшно. О, мудрая, Душа, ты путешествовала так далеко, ты знаешь так много, но но все равно сердечко отчаянно бьется в грудной клетке. В какой-то момент Страйдер удивляется, как эти существа способны захватывать миры, такие хрупкие, такие нежные. Когда происходит что-то подобное, то начинаешь задумываться о том, что, возможно, сила — это еще не обещание успеха, а грубость и жестокость не всегда идеальная броня.

Мелани не берется сказать, что отражается сейчас у нее на лице. Напуганная Странница слабеет, напряженная Мел на секунду перехватывает контроль над телом. Должно быть сейчас в ее глазах целый вихрь эмоций, а губы дергаются, будто не зная кому подчиняться. Два разных человека в одном теле, и эмоции не плавно сменяют друг друга, не выглядят сменой настроения — каждое новое чувство будто вырвано из контекста, будто чужое — этому лицу, другим эмоциями, телу, миру.

Чужая.

Именно чужой сейчас является Мелани, вся она — воплощение этого слова. Чужая в своем теле, которое взял под контроль чужой пришелец, и сейчас они обе чужие здесь.

Здесь — это где?

Девушка-этого-места не убегает. Она так же заворожена происходящем, как и Мелани. Они перешли какой-то порог удивления, насколько сильного, что для того, чтобы не сойти с ума, сознание делает вид, что это нормально, голос перестает дрожать, и в глазах блестит какая-то спокойная решимость. Но все равно, Анни вздрагивает, когда незнакомка начинает говорить. Этот голос, этот язык, который они понимают больше интуитивно, чем действительно смогут повторить слова, будто ставит точку. Реальность. Сумасшедшая, не вписывающаяся ни в какие рамки чертова реальности. И им придется что-то с этим делать, решать, бороться, точно до последнего момента внутри них еще плескалась надежда, что придет кто-то и объяснит, растолкует, отведет за руку домой. Где же их дом сейчас?
Дом Мелани разрушен, дом Анни — это чужие тела.
Бездомные души, заплутавшие, забывшиеся.

"Рождение Христа", — эти знакомые слова так радуют Странницу, что Мелани улыбается. То есть, она думает, что улыбается, на лице до сих пор происходит какая-то мясорубка из эмоций. "Я читала об этом в вашей истории. Это Земля".
"Отлично," — Страйдер не разделяет этого восторга, она вообще не привыкла к излишним проявлениям оптимизма, она не доверяет людям, не доверяет удаче и тем более не доверяет Времени. "Земля. Шестнадцатого века. Это не то время, когда все можно было решать переговорами. Нас с тобой просто сожгут, как ведьму. И не знаю уж как ты, но я после этого вряд ли оправлюсь".

Странница задушено замолкает. Жестокость и простота этой части человеческой истории ее поражает, выбивает окончательно из колеи. И после спокойствия приходит паника. Истерика. Смех — и сразу в слезы. Анни вздрагивает, оглядывается по сторонам, и сердце начинает бешено рваться из грудной клетки. Это не страх, это настоящий ужас, понимание бесповоротности произошедшего, отсутствие контроля над ситуацией, неизбежности и бессилия. Они оборачиваются, будто ожидая увидеть свечение портала, как это показывали в фильмах или описывали в книгах. Но за их спинами все тот же пейзаж и — легкая прохлада.

"Что делать, что делать чтоделатьчто..."

Мелани хочет отвесить Анни пощечину, чтобы привести в чувство, но бить саму себя кажется сумасшествием даже на фоне всего произошедшего. Не то чтобы она не делала этого раньше, но сейчас им ни в коем случае не стоит вызывать еще больше подозрений у незнакомой девушки. Хотя куда уж больше.

Рваные мысли, рваные эмоции, оборванные фразы. Они все изорваны гадкими шутками времени, и это — последняя капля. Не выживают люди после этого. Не справляются с таким потрясением, не принимают, не укладывают в голове. Но выживание вросло Страйдер под кожу, переплелось с позвоночником и обхватило ребра. Она должна справиться, она всегда справлялась, что бы ни случилось. Стоит ли сказать пришельцам спасибо за то, что научили бороться? За то, что сломали, разрушили, истерзали, но сделали еще сильнее, еще тверже, еще ярче.

От второй фразы Анни вновь вздрагивает, оборачивается, чуть ли не путаясь в ногах, и смотрит на девушку-этого-времени так, будто видит впервые.

"Вдох. Выдох. Вдох. Выдох", — подсказывает Страйдер. Она умеет быть сильной для других. Возможно, для самой себя у нее это получается не важно, но привыкшая защищать брата, создавать для него ощущение безопасности, иллюзию уверенности в будущем, сейчас девушка чувствует себя в своей тарелке. Не давать слабины, не сбавлять напора, не сходить с пути. Сотни "не" сплетаются в прочную веревку и царапают тонкую кожу шеи удавкой.
Не сдаваться.

Шатенка делает робкий шаг вперед, и Мелани будто подталкивает Странницу. "Ну же, ты хотела, чтобы было по-твоему. Без насилия. Давай. Иначе я сейчас буду делать так, как меня научили вы".

По позвоночнику прокатывается холодная дрожь, оставаясь во влажных ладонях, Анни опять улыбается, и Страйдер знает, что даже сейчас, даже эта нервная и кривая улыбка выглядит дружелюбно и открыто. Потому что Души не умеют по-другому. Потому что по-другому не умеет Анни.

— Очень далеко, — отвечает Странница. И замолкает, раздумывая. Что стоит ей сказать? Напугать девочку, что она не просто столкнулась с незнакомкой из другого мира, она столкнулась с двумя из разных миров?

"Ты можешь сказать "я". Скажи, что ты должна родиться еще совсем не скоро," — подбадривает Мелани. Где-то внутри противно скребет от того, что про нее, про ее тело, про ее историю, будут говорить, как про свои собственные, но Страйдер понимает, что так будет лучше. Для всех. Вся ее жизнь состоит из этих "так будет лучше". Только лучше все никак не становится.

— Я должна родиться через четыреста с лишним лет. Мы все еще считаем года от рождения Христа. И недавно разменяли второе тысячелетие.

Девушка-этого-мира красива. Она юна, но на ее лбу уже залегли складки жизненных тягот. В ней чувствуется та тихая сила, что спит в бойцах от природы, тех, кому пока еще не приходилось нападать первыми. Тогда взрослели раньше, вспоминает Мелани. Тогда все было проще и труднее одновременно. Тогда? Сейчас? В каком времени ей стоит думать о своей новой знакомой?

— Могу я узнать твое имя?

Они обязательно расскажут ей, кто они. Эту мысль Анни и Мелани делят на двоих, баюкают и откладывают осторожно.
Доверие.
Этим глазам хочется доверять.
When life leaves you high and dry
I'll be at your door tonight
If you need help , if you need help.
I'll shut down the city lights,
I'll lie, cheat, I'll beg and bribe
To make you well, to make you well.

Счастье — настоящее, искреннее — вяжет на языке медовой сладостью. В этот единственный пронзительный миг, когда Лола обнимает Мелани, и та зарывается лицом в колкое тепло ее шали, окупаются все чувство вины, весь бессмысленный риск, все сомнения. Мел чувствует себя счастливой, и это ощущение хочется сохранить, заспиртовать, запомнить каждый миг и никогда-никогда, даже под самыми страшными пытками, не отпускать.

Объятия Виолы — ее такой сильной, такой смелой подруги, однажды рискнувшей протянуть руку помощи человеку из ниоткуда, и Мел уверена, что никогда эту руку не отпустит — дарят тепло и уверенность. Страйдер тоже устает быть сильной, устает бороться и держать голову над водой, когда течение с силой тянет вниз. Это перемещение, это появление в покоях леди Виолы — это побег, это испуг, это дикая усталость.
И пусть весь мир катится к чертям, Мелани хочет этого для себя.
Этих объятий, этой улыбки на усталом лице, этого голоса.

Когда-то Страйдер ходила в гости к друзьям. Почему чертово вторжение должно лишить ее этого удовольствия? И пусть дом на соседней улице превратился во французский замок через несколько сотен лет. Мелани как-нибудь к этом приспособится. Она всегда приспосабливалась.

— Моего дома уже давно нет. И я подумала, почему бы не найти новый? — Мел тепло улыбается, и от уголков глаз бегут паутинки морщинок.

Они создают этот мир друг для друга. В покоях леди Виолы, будто в мыльном пузыре, без страха и боли, улыбаются, смеются, уверенно передергивают плечами. Там, за тяжелым дверьми покоев, за вяжущим холодом разлома, у них есть люди, за которых они переживают. Люди, умереть за которых не кажется чем-то страшным, а наоборот — вполне естественным порывом. Там их ждет целый мир боли, переживаний и дикого страха. Но здесь, здесь они не позволят друг другу чувствовать все это.

Две родственные души, которые нашли друг друга через века и километры, прошли сотни дорог и сбивались с пути больше раз, чем можно припомнить. И вот они обе здесь. Смеются. Улыбаются. Лечат истерзанные души друг друга.

— Ничего не замечаешь? — Мел смешно и выразительно выпучивает глаза и хлопает ресницами. Радужка больше не светится потусторонним блеском душ. Теперь здесь только Страйдер: одно я, одна личность, но способная дарить столько же тепла.

Сколько прошло времени с тех пор, как Мелани провалилась в разлом, вернувший ее в собственное время? Сменяют ли друг друга дни и ночи здесь с той же скоростью, что и в двадцать первом веке? Что изменилось в жизни Лолы? Выпал ли ей шанс дышать полной грудью, или груз реальности продолжает стягивать грудную клетку стальными оковами так, что не разжать?

Страйдер внимательно вглядывается в лицо подруги. Будто не она тут пришелец, не она разрывается и мечется между двумя мирами. Как же так получилось? Что же в ее жизни, в ее судьбе пошло не так, что обрекло ее на вторжение, на плен, на новые миры? Сотни вопросов почему, которые никогда не получат ответа. Да, впрочем, сейчас и не имеют значения. Сейчас — то хрупкое время, когда можно сесть на кровать или вообще — на пол, поговорить, посмеяться над шутками, которые почему-то понятны им обеим. Сейчас для девушек из двух разных эпох и тысячелетий время останавливается, будто давая передышку, и эти покои превращаются в спасательную шлюпку в бушующем океане жизни.

Сейчас — самое время.

Пламя свечей танцует на окне, а за ним надрывается море, налетая на камни, в своем вечном споре с сушей, когда никто не выйдет победителем. Мелани рассматривает бледность щек Лолы, успевает поймать следы исчезающего напряжения. Состояние войны внутри Страйдер — вечное, смешавшееся с кровью, проникшее в легкие — чувствует, тянется к подобному. Девушка думает, уместно ли будет сейчас спросить, разузнать, разрушить эту обстановку счастья и тишины. Быть начеку — жизнь, может быть, не научила Мел изысканным манерам, но этот урок намертво вживила в нее. Уже столько лет для Мел нет передышки, нет перерыва, нет лишних вздохов, она привыкла сразу реагировать на опасность, на сомнения, на странный блеск в глазах. У нее так давно не было времени. Они с Лолой обе куда старше, чем должны быть. За юными лицами таятся, прячутся души почти стариков, а сквозь грудную клетку ломится изношенное сердце. Что их ждет дальше? Что будет завтра? Война? Переворот? Страйдер знает только то, что она не отпустит руку Лолы. Не в этот раз.[NIC]Melanie Stryder[/NIC][ava]http://sa.uploads.ru/WJ8Ch.jpg[/ava][SGN] [/SGN][STA]булочка с динамитом[/STA]

Мы – весенняя одежда
Тополей.
Мы – последняя надежда
Королей.
Мы на дне старинной чаши,
Посмотри:
В ней твоя заря, и наши
Две зари.

Всех нас хоть раз посещало желание оказаться в другой реальности после прочитанной книги или просмотренного фильма, мы думали о том, что было бы, если бы мы родились там или — если бы попали внезапно и начали все с нуля. Кто-то представлял себя героем и участником миссии по спасению землю, кто-то фантазировал на нарядах королей и королев. Мелани не была исключением, она тоже порой погружалась в фантазии о вымышленных мирах. Она часто представляла себе, как командует выполнить поворот оверштаг, стоя бок о бок с Капитаном Бладом, как разгадывает главную интригу вместе со Служителями закона, как находит Затерянный мир. Но, черт подери, она никогда не думала, что действительно окажется героиней подобной истории. Пришельцы, потеря планеты, новый хозяин ее собственного тела — скажи кто Страйдер об этом лет пять назад, она бы только рассмеялась и предложила меньше читать научную фантастику. И вот она — лишь голос в затылочной доле. И это вовсе не книга, не разыгравшаяся фантазия, а пугающая реальность, которая душит безысходностью. Реальность, которая не прекращает удивлять.

Поверить в то, что они действительно находятся на Земле шестнадцатого века оказывается на удивление просто, не появляется даже тени сомнения, мыслей о масштабном розыгрыше, какой-то извращенной ловушке Ищеек или бреду. Это все действительно происходит, это происходит с ними, что-то настолько непонятное, что даже пришелец, побывавший на разных планетах теряет дар речи. И Мелани мысленно клянется, что больше никогда, ни за что не подумает о том, что "вот бы оказаться там", читая очередную книгу, судя по всему, такие мысли имеют пугающую тенденцию сбываться, а настоящие приключения оказываются совершенно не такими, как их описывают.

Девушка-этого-мира называет свое имя, и где-то внутри Мел противно колет от осознания, что она не может назвать свое. Если бы Души не были такими хрупкими, если бы на месте Анни была Ищейка, то у Страйдер даже не было бы шанса подать голос, обрести в глазах Лолы свою историю, а ее лицо бы ассоциировалось совершенно с другим именем. Мелани даже не подозревала, как тяжело будет с этим смириться — когда они с Анни пришли в пещеры, ее там знали, знали ее настоящее имя, ее личность, они видели ее даже сквозь серебро глаз. А эта девушка видит перед собой лишь одного человека, и это вовсе не Страйдер. Гостья из будущего из последних сил пытается сдержать досаду, потому что у них есть проблемы посерьезнее, чем ее обида.

— Очень приятно познакомиться, Лола, — Анни медлит секунду, а потом говорит: — Знаешь, ты можешь звать меня Мелани. Пожалуй, сейчас это имя подходит больше. Да, так будет намного лучше. Мел.

«Спасибо», — едва слышно шепчет Страйдер.

Ей важно чувствовать себя личностью, в этом новом мире — особенно, потому что там, дома, в пещерах, все настолько хорошо знают, что внутри тела Мелани живут две души, два человека, что это кажется простым и естественным, забывается весь ужас этой ситуации. Вот Джейми говорит что-то, обращаясь к Анни, а потом спрашивает мнения Мелани, вот Джаред и Йен, они спорят и каждый обращается к разным людям, но оба глядя в одни глаза, на одно лицо. Но здесь, в мире, где об этом ничего не знают, пока не знают, им еще предстоит пережить весь ужас апокалипсиса, Страйдер осознает всю безнадежность своего положения.

И девушка ждала, что рано или поздно к ней придет безразличие, смирение, когда безысходность заползет под кожу и научит не бояться смерти, апатия такого рода рано или поздно накрывает любого выжившего в мире, который поглотил конец света в виде пришельцев, устраивающих геноцид человеческой расы и называющих это спасением. Апатия должна была настигнуть ее, но сейчас Мел поняла, что этого не произошло. Она не смирилась, не приняла, она осталась слишком живой для своего положения, ей все еще было слишком не всё равно.

Она избежала главной ошибки, которую допускали те, кто пережил первую волну вторжения, кто спасся чудом или потому, что оказался сильнее. Всегда наступал момент безнадежности, момент осознания бессилия — какая разница, проживет он в бегах еще неделю или месяц? В чем смысл? Война проиграна, так и не начавшись, ты все равно умрешь — завтра или через год. Смерть в виде серебра глаз Ищеек придет за всеми, окутает дурманом обманчиво ласковых слов, заберет с собой, успокоит, пригреет истерзанные и измученные души. И люди сдавались. Кто-то – умирал сам, на своих условиях, а кто-то просто терял бдительность, жажду жизни, и его ловили Ищейки. Все рано или поздно уставали убегать от смерти.

Лола делает шаг по направлению к ним, скидывает со своих плеч узорчатый платок, и Страйдер инстинктивно заставляет Анни отступить назад, напрягается, настораживается, будто острее становится в один момент. Но Сетон не нападает, она набрасывает на напряженные плечи гостьи из будущего платок, разглаживает складки. Странница делает будто шаг назад внутри себя, они стоят со Мелани почти вровень. Чем слабее Душа, чем неувереннее та себя чувствует, тем больше власти над телом получает хозяйка. Эмоции, к которым, кажется, Анни успела привыкнуть, сейчас зашкаливают, бунтуют, контроль теряется, и Мел в любой момент готова перехватить его, но не для того, чтобы захватить власть над собственным телом, а чтобы спасти их обеих.

Они непонимающе смотрят на девушку-этого-мира. Анни – с надеждой, Мелани – с подозрением. Привыкшая к искренности Душа не сомневается, что в Лоле говорит доброта, свыкшаяся же с привычкой ждать ножа под ребра от всего мира Страйдер пытается найти подвох, распознать скрытые мотивы, но не может. Она видит глаза Виолы, и им невозможно не верить — в них немая решимость, опаска и тепло. Мелани внезапно кажется, что она видит в этих глазах что-то очень знакомое ей — готовность сражаться на не своей войне.   

Шаги стражников заставляют Анни дернуться под влиянием Мелани в попытке принять боевую стойку. Но Сетон мягко, но твердо перехватывает их руку и тянет за собой. Это акт абсолютного, слепого доверия – она не знает гостью из неоткуда, более того, если Мелани с Анни хотя бы представляют возможность существования жизни на других планетах и других мирах, то для этой девушки-прошлого это потрясающей смелости шаг — протянуть руку помощи существу, появившемся из ниоткуда со светящимся серебром глаз. Страйдер восхищается ее смелостью и ее наивностью, она думает, что таким не место на войне — безрассудно смелым, готовым помогать, спасать, укрывать, не глядя, просто повинуясь зову своего сердца. По привычке — от безысходности — Мелани всех примеривает к войне, оценивает с этой точки зрения. Теперь — ей так проще, так ближе. Теперь — это единственное мерило ее мира.

Они идут за Лолой, Мелани пытается запоминать коридоры, Анни восхищенно и напугано оглядывается по сторонам. Страйдер понимает, что они достигли точки невозврата — если из сада еще можно было убежать, скрыться в лесу, который был виден, или, может быть, скользнуть под укрытие отвесных скал. Они могли успеть — никто, кроме Джареда, никогда не догонял Мелани, они бы убежали и нашли способ выжить, то сейчас, когда они оказались в замке — им некуда было бежать. Здесь охрана, здесь люди, отсюда не получится убежать, здесь негде прятаться; для них это место станет клеткой или укрытием, и только от Сетон зависело, чем замок в итоге обернется для двух девушек из мира будущего.

И, похоже, им везет (неужели?), потому что девушка-прошлого ведет их к кухне, а не в темницу, останавливая взмахом руки, оставляя ждать, пока она вернется за ними. Мелани опять напрягается, проигрывая в сознании самые худшие сценарии происходящего, оглядывается, как загнанный зверь, ища шанс на побег, оружие, что угодно. Отходит к стене, в тень, сливается с камнем, пытаясь стать как можно более незаметной. В конце концов, если она что и умеет, так это скрываться от чужих глаз. Странница пытается успокоить ее, хотя это выходит у нее из рук вон плохо – она растеряна, и ей не нравится это чувство. Перенявшая гордыню у своего носителя Душа пытается не дать панике окончательно охватить ее, стыдясь недавних приступов.

«Все нормально», — говорит Мелани. — «Мне тоже чертовски страшно, кто бы на нашем месте не испугался?»

Лола появляется со свертком и вновь увлекает их в лабиринт из лестниц и коридоров. Она ведет их потайными путями, Страйдер понимает это, потому что они не встречают ни одного человека по дороге до комнаты — покоев — девушки-этого-времени. И, когда тяжелые двери закрываются за ними, все трое, наконец, могут выдохнуть и расслабиться. Лишь чувствуя зуд мышц Мелани и Странница понимают, в каком напряжении находились все это время.
Инстинкт самосохранения — бежать и драться.

Им предлагают поесть, разворачивая на столе сверток, принесенный с кухни, и Мелани смеется:
«Мы выглядим настолько истощенными? У нас на лбу написано «жертвы апокалипсиса, подайте кто сколько может»?», — черный юмор помогает немного держать себя в руках, поднимая настроение, и Анни повторяет с улыбкой, глядя на еду:

— Я выгляжу настолько истощенной?

Вторую часть шутки она не совсем понимает, и Страйдер подбрасывает ей воспоминания о людях, просящих милостыню на улице. Душу коробит от жестокости и несправедливости этого мира, но Мел чувствует, что она больше не обращается к «спасению», что несут Души. Теперь она сопереживает, просто в куда большей степени, чем это делают люди.

— Спасибо. Ты очень добра.

«Хотя я до сих пор не понимаю, почему», — упрямится Мелани.

— Хотя я до сих пор не понимаю, почему, — вновь озвучивает Странница.

Они осторожно отламывают кусок хлеба. Он мягкий, свежий, еще теплый. Мелани это напоминает пекарню в Лос-Анджелесе, которую они с Джейми обнаружили, потерявшись в поисках станции метро. Там пекли хлеб и сразу продавали его, в ЛА все вечно были помешаны на экологии и натуральных продуктах. Мел и Джейми купили тогда целую булку белого хлеба, разломали ее пополам и ели. Во время апокалипсиса особенно скучаешь по таким мелочам — не по глобальной свободе или городах, а по свежему хлебу (настоящему, а не тому, что они пекли в пещерах), фастфуду, кока-коле, ментоловым сигаретам, от которых Мелани потом долго кашляла и дышала только через нос. Во время апокалипсиса такие мелочи начинаешь ценить.

— Это очень вкусно. Давно я не ела настоящего свежего хлеба, — произносит Анни, отражая мысли и эмоции Мелани. Она, в отличие от своего носителя, только что узнала и о том, как в Лос-Анджелесе любят все с приставкой «эко», о небольших пекарнях, о том, что хлеб можно есть просто так.

— Это твоя комната…

«Покои», — подсказывает Мелани.

— …покои? Прости, это очень непривычно, — потом медлит немного, ловя взгляд Лолы и опять мягко улыбается, — Если ты хочешь что-то спросить – не бойся, не обещаю, правда, что смогу ответить на твой вопрос, не только ты не ожидала такого окончания прогулки.

«В конце концов, она в любой момент можешь сдать нас страже, чего ж ей бояться», — язвит Мелани.

— В крайнем случае, ты всегда можешь сдать меня страже, — и произносит последнее слово чуть вопросительно, будто спрашивая — я правильно говорю?

Светлый взор наш смел и светел
И во зле.
— Кто из нас его не встретил
На земле?..
Охраняя колыбель и мавзолей –
Мы – последнее виденье
Королей.

Мелани внимательно вглядывается в глаза подруги. Девушка, которая всегда лучше сражалась за кого угодно, кроме себя, не может не чувствовать, что Лолу что-то тревожит, но она не может сказать точно — что. То ли от того, что Сетон отменно умеет держать лицо, не показывая своей слабости, то ли потому, что Мел очень мало понимает в дворцовых интригах, которые занимают львиную долю жизни подруги. Новый мир, пусть и ставший знакомым, все еще чужой для Страйдер — весь, кроме этих покоев, кроме девушки, стоящей напротив нее.

Лоле — шестнадцать, в ее возрасте Мелани настигло вторжение, и ей пришлось учиться заботиться о Джейми, о себе, об укрытиях, планах и продовольствии, учиться воровать, скрываться, спать на голой земле и улыбаться, чтобы брат не переставал верить в нее, потому что без его веры Мел бы не продержалась так долго.

Мелани много раз думала, что было бы, если бы она осталась одна. Если бы у нее не было Джейми, который не давал опускать руки, сдаваться, не позволял бесконечной апатии настигнуть ее. Справилась бы она? Или тоже прекратила бы борьбу после пары лет? Бросилась бы в ту шахту не потому, что ее преследовали, а потому, что ощущение опасности за спиной больше не стимулировало ускорять темп? Умеет ли она бороться за себя? Так, как это делал Джаред — выживая не ради кого-то, не ради чьего-то блага, а потому что он просто хотел жить и не собирался сдаваться. Страйдер не была уверена. Без Джейми на этой войне у нее не было никого и ничего, за что можно было бы сражаться. Принципы? Идеалы? Банальное желание жить? Сколько бы она продержалась только на них? Мелани была сильной, стойкой, она была несгибаемой — человеком, сломать которого не представлялось возможным, он всегда найдет в себе силы подняться с колен и продолжить борьбу. Но чего стоит эта ее сила, эта ее стойкость, если ей не за кого сражаться? Если нет никого, кого она могла бы заслонить собой? Почему она может сделать это того же для себя? Встать и сказать — я буду бороться, потому что я того стою, потому что моя жизнь того стоит.

Мелани не знает.

И сейчас, в этом новом мире, чтобы чувствовать себя лучше, чтобы чувствовать себя уместной, она вновь находит, за кого она будет сражаться, кого защищать, в чьих глазах находить бесконечную в нее веру. Ведь Лоле всего шестнадцать, не важно, как быстро взрослеют здесь, это все равно – рано. Мел знает, как тяжело, как сложно и страшно, и она твердо намерена облегчить этот пусть Сетон, ведь иначе зачем она сюда вернулась? Эта простая мысль, которая кажется такой естественной, помогает справиться с чувством вины хотя бы сейчас. Мел не умеет ничего толком – ни делать реверансы, ни вести себя при дворе, ни говорить по-французски. Все, что она умеет – это выживать, и она должна убедиться, что Лола умеет это не хуже.

— Нет, это было совсем не больно, —  спешит успокоить Лолу Мелани. Она не говорит о том, что чуть не потеряла Странницу, не хочет лишний раз пугать. — Это было как уснуть и проснуться без необходимости использовать суфлера. Только шрам остался на шее.

Мелани опять улыбается, заглядывая Лоле в глаза, не отпуская ее руки. У девушки из будущего жесткие ладони, совсем не такие, как у придворной леди. Руки Мел испещрены узором линий. Говорят, что такие ладони бывают у тех, у кого насыщенная жизнь, каждая линия – событие, приключение, встреча. Страйдер готова поделиться с кем угодно этой насыщенностью, потому что сейчас эти линии ощущаются шрамами.

— Я никуда не пропаду, — говорит она, будто угадывая мысли подруги. — Не в этот раз.

И теперь уже очередь Мел хмуриться. Что-то изменилось в Лоле с первой их встречи, она будто тверже стала, будто обросла корой, скрываясь, прячась, защищаясь. Уходя все глубже. Когда проходит эйфория встречи, а счастье, будто накатившая на берег волна, отступает, обнажая пустынный пляж сожалений и проблем, Мелани может видеть это. Может разглядеть подругу без пелены радости, без розовых очков – я добралась, у меня получилось.

— Что происходит? — спрашивает Страйдер. — Что тревожит тебя? Сколько времени прошло, что случилось в мое отсутствие?

Мелани не просит оставить это на завтра, не просит провести сегодняшний вечер в неге и спокойствии, потому что она только что вернулась из раскаленных пещер отчаянной борьбы за жизнь. Она не просит Лолу поставить свою жизнь на паузу, чтобы провести время с ней. Мел сжимает крепче руку подруги и просит позволить ей стать частью этой жизни.[NIC]Melanie Stryder[/NIC][ava]http://sa.uploads.ru/WJ8Ch.jpg[/ava][SGN] [/SGN][STA]булочка с динамитом[/STA]

Мелани чувствует, как Странница тянется к Лоле, как с восторгом вслушивается в ее слова, всматривается в ее не представляющие угрозы жесты, как наполняется сумасшедшей надеждой и верой в человечество. Если бы они стояли рядом, то Анни обязательно нетерпеливо запрыгала бы на месте, дергая подозрительную Мелани за рукав, мол, посмотри, остались еще в этом мире добрые люди, добрые человеческие души. Мелани бы зафыркала только и продолжала гнуть свою линию обороны, лишь сдержанно улыбаясь уголками губ. Да только они не стоят рядом. Мелани своими, да не своими, глазами наблюдает за Лолой, тщетно пытаясь заставить Анни быть более подозрительной. Мелани хочет напомнить ей, что даже по меркам так пугающих ее своей жестокостью людей, эти времена называют если не варварскими, то уж точно не оплотом сердечной доброты. Но Лола всплескивает руками, смущается и волнуется, и в ней так много жизни и непонятно откуда взявшейся искренности, что Мелани постепенно оттаивает тоже.

“Какая она милая,” — усмехается она с долей тоски.

“Ты тоже помогла бы любому человеку, которого встретила во время своего побега. Джаред помог тебе, хотя едва знал”, — укоризненно напоминает Анни.

Теперь тоска наполняет уже их обеих.

Неожиданно и Анни, и Мелани задумываются о том, что будет, если они не смогут найти дорогу назад. И существует ли она, эта дорога? Никто из них и, тем более, их спасительница, не представляют, как они попали в это время, что произошло, и какую злую шутку сыграла Судьба с Мелани на этот раз. Захваченные страхом и желанием укрыться от любопытных глаз, которые с таким же любопытством потом будут наблюдать за тем, как горит на костре "ведьма" со светящимися глазами, они совсем не подумали о том, что это путешествие в один конец.

Дрожь прокатывается по телу Анни, отдаваясь в голосе Мелани:

“Мы не застрянем тут, Анни, слышишь? Мы выберемся, найдем способ. Мы не можем снова бросить Джейми”, — она говорит так пылко, что Анни невольно поддается этой несгибаемой вере в собственные силы.

Мысленный голос Мелани дрожит и трещит, будто вот-вот сломается, будто Мелани может разрыдаться от страха не найти выхода из ситуации. Ведь она так чертовски далеко зашла, так со многим справилась, столько препятствий преодолела, она не собирается останавливаться и сдаваться, не собирается верить, что это — конец, и дальше только новый виток побегов и укрытый.

“Не хочу больше прятаться”, — отчаянно шепчет Мелани, и Странница чувствует, как ту накрывает тот особый вид клаустрофобии, который знаком лишь беглецам, выжившим и загнанным зверям. Мелани замотала бы головой, если бы была чем-то более материальным, чем голос в голове у Странницы, Мелани бы заметалась по комнате, если бы обладала телом. Вместо этого она начинает опять выстраивать барьеры вокруг воспоминаний, будто не Анни, а себя отгораживая от памяти о побегах, чуткого сна урывками и постоянного ощущения чужого взгляда в спину. Мелани страшно боится снова начать убегать, прятаться в лесах и воровать, выторговывать каждый новый день у злодейки судьбы и, что важнее, как-то справляться с этим без Джейми.

Анни делает глубокий вдох, успокаивая тело, успокаивая Мелани. Она обращается к Лоле, чтобы дать Страйдер время прийти в себя.

— Люди... — Анни не знает, что сказать. Она бы не удивилась, если бы Лола вела себя так же дружелюбно, будь она Душой. Стоит ли ей сказать, что в будущем никто не удивился бы такой реакции? Что планета не пылает больше войнами и ненавистью, а залечивает раны в мире и тишине? Или все же она хочет услышать о своей расе, а не о тех, кто займет места людей, вылечив эту планету от жестокости и насилия? От человечности? — Я привыкла, что люди более холодно относятся к незнакомцам. Особенно к таким, как я. Ты ничуть не обидела меня. Иногда я говорю быстрее, чем думаю.

Мелани невнятно фыркает и, кажется, пытается сказать что-то язвительное, прекрасно понимая, что последний комментарий относился вовсе не к Лоле. Паника отступает, и Мелани возвращается к уже привычной настороженной насмешке. Она не может позволить себе поддаться своему страху, потерять бдительность, оставить Анни разбираться с их ситуацией в одиночку.

Анни тем временем завороженно осматривает обстановку вокруг и слушает рассказ Лолы о ее путешествии, она обращается к воспоминаниям Мелани в поисках чего-то подобного, и находит несколько хвойных лесов и огромное озеро. Это самое близкое к Шотландии, что когда-либо видела Мелани. Она никогда не была за пределами США, больше пряталась во время ее путешествия по стране, чем рассматривала достопримечательности. А теперь они все заперты в тисках мертвой пустыни, где кроме песка и камней можно найти лишь отчаяние и злость.

Мелани думает о светлячках и лице Джареда, превращая такой простой мыслью пустыню Аризоны в землю обетованную.

— Ты очень смелая, — говорит Анни.

Она восхищается Лолой. Маленьким смелым человеком, совершившим большое путешествие. Мелани не собирается ей возражать, эту фразу они произносят вместе. Разве что улыбка у Анни получается куда более ласковой, чем ухмылка Мелани. Для Странницы сила ассоциируется с мягкостью и стойкостью. Со способностью открыто и искренне говорить, быть щедрым и добрым. Для Мелани сила означает жестокость. Это умение драться, умение выживать и терпеть боль. Мелани не знала силы до вторжения, поэтому для нее она всегда была не более, чем ответом на насилие, и оттого им же и являлась.

— Я обещаю, что не причиню тебе вреда, Виола, — горячо обещает Анни, срываясь со своего места, чтобы сжать руки Лолы своими. У Анни — Мелани — грубые, натруженные ладони, совсем не такие, как у их спасительницы. Бронзовая от загара кожа рук Мелани резко контрастирует с жемчужной бледностью ладоней Лолы. Страйдер дергается внутри, ее недовольство отдается покалыванием в виске. Она еще не готова давать таких громких обещаний. Мелани всегда может причинить вред. Это ее естественное состояние с шестнадцати лет. — Ты помогаешь мне, и меньшее, что я могу, это обещать тебе, что я не угроза.

Как иронично звучит. Пришелец, который практически убил человека, чтобы захватить тело, и человек, который желал убить этого пришельца. Они — воплощение угрозы. Принесшая апокалипсис в тепле своих слов Странница, и сотканная из жестокости стойкая Мелани. Но Лоле действительно нечего бояться, они слишком зависят сейчас от ее необъяснимой доброты.

"Расскажи ей о Джейми", — подсказывает Мелани и наполняет Анни воспоминаниями о младшем брате, чувствуя, как откликается Душа на щемящее тепло, которым они пронизаны.

Эта странная материализация воспоминаний — особенность их с Анни связи, Мелани не только вновь рождает в себе картины прошлого, но и переживает их заново через Анни, чувствует ее эмоции и видит воспоминания будто впервые. Они делят сердце на двоих, и оно начинает биться чаще от мыслей о брате. Об их брате. Когда-то Мелани раздражало то, что Анни через ее память начинает привязываться к людям из ее жизни. Мелани злилась и ревновала, видя, как Анни начинает любить и оберегать Джейми, воспринимать его своим братом почти в той же степени, что и братом Мелани, как ее чувства к нему меняются, превращаясь из фантомных болей любви Мелани в ее собственную привязанность. Мелани чувствовала, что у нее отбирают что-то важное, выворачивают наизнанку, насилуют, но теперь она привыкла, не только сама привязалась к самоотверженной Страннице, но и поняла, что эта любовь защищает Джейми. А ради него Мелани всегда была готова на все.

— Я понимаю тебя, — говорит Анни. — У меня есть младший брат, и я точно так же буду защищать его любой ценой, включая собственную жизнь. Он... — Анни обращается к Мелани за нужными словами, послушно размыкает губы, повторяя то, что нашептывает ей Страйдер. Ей кажется необходимым дать Лоле хоть что-то ей знакомое, чтобы завязать беседу или просто доказать человечность и обыденность гостьи со светящимися глазами. Она могла бы сказать то, что знает о Марии Стюарт, обнадежить Лолу знаниями человека, для которого туманное будущее этого времени — далекое прошлое истории. Но это не кажется правильным, и вместо этого Анни улыбается и говорит о Джейми. — ... он самый сильный из нас двоих. Я бы не справилась со всеми бедами без него. Мне жаль, что я не могу уберечь его от всех ужасов, что ему приходится видеть, — и добавляет немного от себя: — Уверена, твоя вера много значит для Марии, и поможет ей в ее пути. Доброта, подобная твоей, огромная ценность.

Мелани фыркает внутри Странницы, но отчего-то соглашается. Говорящая с такой горячностью Лола внушает веру и неожиданную смелость, а сквозь мягкие черты и нежную линию губ проступает настоящая сила. В этот момент Анни и Мелани понимают, что Виола Сетон, дочь мятежной Шотландии шестнадцатого века, которая не побоялась приютить у себя обладательницу серебряных глаз, — настоящий боец.

Мелани она нравится.

just like there’s always time for pain, there’s always time for healing
S O  J U S T  F O R  A  M O M E N T  L E T S  B E  S T I L L
Мелани привыкла к мертвецам. Вся ее планета сейчас населена ими. Они ходят в магазины, водят машины, преподают в университетах. Мертвые люди кругом, куда не пойди, улыбаются, разговаривают, живут. Мир Мелани — это похоронная процессия. Души, нацепившие на себя маски погибший людей, словно охотники, влезающие в выделанные шкуры зверей, чтобы втереться в доверие к добыче. Если это не чертов зомби-апокалипсис, то что это? Если это не чума, то какое еще название придумать для такого количества смертей? Души — белая, стерильно чистая чума века Мелани. Не лучше и не хуже того ужаса, что переживают земли Лолы. Разве что, ей не приходится смотреть в глаза учтиво улыбающимся мертвецам.

Мелани осторожно проводит руками по мягким волосам Лолы, и позволяет теплу и умиротворению этого места наполнить ее, отвлечь от своих мрачных мыслей и духоты прошлого, полностью отдавая себя переживаниям Лолы. Она никуда не спешит, не бежит и не прячется. Она не думает, о человеческих телах, которые превратились в ресурс и разменную монету. Она не думает о том, как выбирала такое тело для Анни, будто одежду в супермаркете или новый парик. Мелани не думает о том, что перестает быть человеком в понимании Лолы, начиная лучше понимать пришельцев, начиная думать, как они. Мелани, незаметно для себя, сама становится немного пришельцем, делая шаг навстречу Страннице. Но здесь — здесь не место для мыслей об оставленном в пещерах. В мире Лолы достаточно удушающего ужаса, чтобы добавлять к этом еще и свой груз.

— Однажды люди научатся лечить чуму, — говорит Мелани. Однажды и войны тоже кончатся, но едва ли благодаря людям. Войны кончался вместе с людьми. Останутся в прошлом, как и само человечество. С людьми же пропадут и голод, и болезни, и жестокость. Мир станет лучше, чем когда-либо был, но вместе с этим превратится в оживший кошмар. — Мне жаль, что тебе пришлось пережить это. Прости, что я тогда пропала, не попрощавшись, и оставила тебя. Но, как я понимаю, оставила не в одиночестве? — Мелани улыбается, лукаво глядя на Лолу. Морщины на ее лбу разглаживаются, лицо смягчается. — Лорд Нарцисс? Расскажи мне о нем. Его внешность соответствует его имени?

От Мелани не ускользает сбившееся дыхание Лолы и смятение, что отражается на ее лице. Она цепляется за этот момент волнения и сомнений, не посвященный Марии и судьбе государства, надеясь отвлечь Лолу от ее тяжкой ноши, что Мелани не в силах с ней разделить. И поэтому Мелани говорит о том, в чем понимает куда больше, чем в дворцовых интригах и тяготах шестнадцатого века — о любви. Ей так же любопытно и интересно, как, наверное, Лоле.

Мелани столь же неопытна в любви, сколь пропитана ею — она никогда не выбирала, не задумывалась и не любила кого-то, кроме Джареда. Она может рассказать о том, какой огромной силой обладает это чувство, может многое рассказать о ревности, о том, как с двойной силой боль причиняет жестокость родных рук. Мелани интересно, как это происходит за пределами ее сюрреалистического мира, как люди флиртуют, сомневаются, как люди сравнивают и ходят на свидания. В шестнадцатом веке ведь тоже есть что-то похожее на свидания? Для Мелани не представима жизнь без любящего человека рядом. Наверное, оттого, что немыслимо вынести в одиночестве все, что ей пришлось пережить. Разделенные с кем-то боль, страх и бессилие не кажутся такими пугающими, как если бы Мелани пришлось встретить их в одиночестве. Возможно, лорд Нарцисс смог бы взвалить на свои плечи тяжесть судьбы Лолы, что Мелани не под силу разделить с ней.

Вопрос Лолы застает Мелани врасплох. Лола выпрямляется, поднимая голову с колен Мелани, и та радуется, что надела чистые вещи перед побегом. Она рассматривает подругу — храбрую, сильную, преданную подругу — и пытается представить ее частью своей истории. Ей неожиданно легко находится место в лазарете рядом с Уолтером или на поле во время сбора урожая — с платком на голове, чтобы спрятать лезущие в глаза пышные волосы. Мелани отчего-то кажется, что Лола попала бы в пещеры не одна, а может и вовсе оказалась бы во второй группе с Неопалимым-Цветом, чью историю она не успела дослушать до конца. 

— Я думаю, у тебя неплохо бы получилось, — грустно улыбается Мелани. Она думает, что ей не хватало Лолы в пещерах, им с Анни обеим ее не хватало, но Мелани сильнее успела привязаться к бравой пташке шотландских лесов. В Лоле было столько веры в них, столько упрямой человеческой стойкости, а этого не хватало в пещерах. Иногда этого не хватало и самой Мелани, не зря же она сейчас сидит в покоях Лолы. — Но, к счастью, тебе не придется проверять. Насколько я помню, на шестнадцатый век не запланировано конца света.

Мелани закусывает губу и отгоняет от себя мысли о том, как Лола бы мягко улыбалась на вылазках, не оставляя сомнений в том, что она Душа и за солнечными очками прячется серебро, как она бы помогала Мегги и Шэрон в импровизированной школе для детей, как Джейми учил бы ее играть в волейбол, и, может быть, как Лола оказалась бы неожиданно отличным игроком. Мелани думает, что им в пещерах, на самом деле, очень не хватает настоящей человечности, не потрепанной жизнью в изгнании и не подернутой маревом жестокости и иступленной злобы. Мелани не имеет права на такие мысли.

— А, может, не надо? — Мелани умоляюще закрывает лицо руками и тихо смеется. — Может быть, мы скажем, что я прибыла из далекой страны, где джинсы — это наряд придворных дам? У меня в жизни не получится выглядеть в платье так же хорошо, как ты. У меня случается паническая атака каждый раз, когда я думаю о том, что мне придется продираться сквозь эти юбки. Они же съедят меня.

Почему-то в детстве платья принцесс казались более привлекательными, чем когда тебя пытаются облачить в их прямой прототип.[NIC]Melanie Stryder[/NIC][ava]http://sa.uploads.ru/WJ8Ch.jpg[/ava][SGN] [/SGN][STA]булочка с динамитом[/STA]