«  .  .  .  я тебя чувствую.
только со мной кто-то вместо…
ветер холодный.
и воздух, пропитанный мятой  .  .  .  »

«  .  .  .  ben howard  —  promise  .  .  .  »

У Мичиру одиночество под кожей.
Она его вдыхает через свои легкие, наполненные пустотой и отчаянием морских глубин, она им питается на завтрак, обед и ужин, а вместо того, чтобы летать по небу вольной птицей, она самовольно запирает себя в клетке с роскошной королевской кроватью и видом на владения, что однажды по праву станут ее. Оно сочится меж ее тонких пальцев с длинными, будто ножи, ногтями, и подобно эхо в запутанных паутиной мыслях говорит о своем существовании, о совсем значении, о своем влиянии.
«Ты одна, принцесса Нептуна, ты о д н а. Твои единственные спутницы по жизни, в качестве которых ты отчаянно хочешь видеть своих фрейлин, ложны, твои надежды не столь иное, что песок на нелюдимом пляже, а единственное твое спасение — признание того, что твоими верными подругами станут страх перед ответственностью, возложенные на твои хрупкие, как дорогой фарфор, плечи, и отрицание веса реальности, что проникает в твои стены через дыры в них».

Мичиру открывает глаза и смотрит на лучи солнца, что наконец проникли в недры ее планеты: она знает, что это ненадолго. «Твоя жизнь, принцесса Нептуна, состоит из мрака и отчаяния, пустоты мимо текущих дней и страха, страха, беспощадно наступающего тебе на пятки и трясущего за глотку с т р а х а».
Но она, морская принцесса, никогда не отрицала наличие страха перед грядущим, наличие нежелания становится той, кем ей было предназначено стать с момента зачатия и нежелание принять свою судьбу, что не может, наконец, оставить ее в желанном покое.

Мичиру только шестнадцать.
И она знает, что это знаменует начало конца. Она слышит стук каблуков самой близкой ей фрейлин [она всегда носит одни и те же туфли, а девушка никогда не думала задать ей вопрос: почему?], и прикрывает тяжелые веки. Спустя пять минут она держит в руках письмо и откладывает его на свой любимый и единственный королевский столик, который отбыл столько же лет, сколько и ей самой. Ей говорят явиться во владения Королевы Луны. Время пришло, принцесса Нептуна. Время, когда ты станешь бороться не столь со тьмой и опасностью, сколь со своими собственными демонами, кричащими в твоей маленькой голове. И главное условие этой войны состоит в полной изоляции, в полном отсутствии поддержки, в полном о д и н о ч е с т в е.

Когда Мичиру прибывает в Серебряный Миллениум, с ее лица, по неведомой причине, не может сойти улыбка.
Она чувствует начало чего-то нового — море шепчет ей, море гладит ее по щекам и тихо шепчет на ухо, что конец спокойной жизни, полной одиночества, даст начало чему-то другому. Море путает ее волосы в своих шелковистых ладонях и говорит, что цветок, что так давно засох в ее душе, отныне получит шанс на цветение. И принцесса глубоководного Нептуна не смеет перечить морю.
Мичиру прибывает во дворец и, осматривая высокие колонны белоснежного цвета, замечает чужой силуэт, идущий впереди нее.
И ветер начинает пахнуть сиренью.

Она пахнет смесью цветущей сирени и бушующего урагана, сметающего все на своей пути — Мичиру чувствует, что это о н а. У нее волосы впитывают в себя все самое лучшее от ветров, ее походка столь величественна и тверда, что у девы морей застывает сердце и перехватывает дыхание, и она чувствует непреодолимое жаление познакомить русую с ласками морского бриза. Она пытается отвлечься на мысли о долге, что через считанные мгновения обрушится на нее как ком на голову, но все, о чем ей удается думать — это о незнакомке, что продолжает идти вперед. Мичиру чувствует позывы догнать ее, взяв в руки подол своего длинного платья, спросить ее имя и нарушить запрет на знакомство с жителями Луны [бирюзововолосая никогда не понимала, почему ей нельзя вмешиваться в жизнь Лунного Королевства, а дозволено лишь служить ему честью и правдой, жизнью и смертью], но она сворачивает в сад, убежденная, что время до встречи с Лунной Королевой все еще есть.

Мичиру заходит в зал к Королеве и преклоняет колено.
— Моя Королева, единственная принцесса Нептуна, планеты глубоких вод, морей и океанов, — принцесса Милена. Для меня честь наконец встретиться с Вами, — с позволения Лунной Королевы Мичиру встает, а затем уголком глаза замечает е е.
Мичиру кажется, что не будь она так [не]решительно настроена на принятие долга, то не выдержала бы и начала изучать каждый миллиметр тела незнакомки, каждую ее мышцу и завороженно смотреть в ее глаза, ровно как и ощущать танец мурашек на спине от низкого голоса. Мичиру украдкой смотрит на руки русоволосой, изучая ее изгибы, и представляет, как, должно быть, крепко они держат тяжелый меч — такая работа точно не для принцессы Нептуна, единственными развлечениями которой является игра на пианино, скрипке, рисование картин и ухаживание за своими пальцами.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2vufs.png[/AVA]
[SGN]мне высоко и страшно, и ветры душны,
но силы ищу г о р е т ь, не играть в прятки...
ведь пока ты меня слушаешь,
все в порядке.
[/SGN]

«  .  .  .  ты увидишь меня в переплетах артерий и вен,
ты найдёшь меня там, где песок омывает волнами.
я сошью тебе жизнь без нелегких решений и стен,
где к небесному дну сможешь ты прикоснуться губами  .  .  .  »

«  .  .  .  океан ельзы  —  обiйми мене  .  .  .  »

Жизнь Мичиру — пленка немого кино, что каждый день сменяется новой. Она новая, но никогда не другая. Бирюзововолосая давно знает, что она — сплошная проблема, одно темное мрачное пятно на жизни королевства морей. Ее никогда не спрашивают — ей приказывают прямо держать спину, улыбаться лучшей из своих улыбок на балу, что происходят так часто, что девушка сможет танцевать отточенные движения до конца своей жизни без каких-либо тренировок. Мичиру давно не ощущает себя лебедем, скорее гадким утенком, которого загнали в клетку, а прутья ее — сплошное недоразумение, именем которым дали Милена. У нее на руке написано это имя, оно течет по ее венам, впиваясь все глубже в кору сознания. И временами перекрывает дыхание.

Если бы у нее было девять жизней, она знает, что ее путь всегда один. Он всегда приведет к точке, когда рельсы ее мечт сломаются под гнетом мчущего поезда в никуда, которому название 'судьба'. К черту эту судьбу. К черту стеклянные глаза, которые не повидали в жизни ничего, кроме моря и притворных улыбок в стенах дворца. К черту чувство долга, что ей отчаянно навязывают. Милена улыбается своей матери, когда та говорит ей затянуть поуже свой корсет [невезения] и видит, как с белоснежного потолка по бордовым стенам течет ручей лжи. Она никогда не Мичиру для матери. Она никогда не Мичиру для подданных и своих знакомых во дворце, которые называют ее слишком громким словом для ее мелодичного голоса — принцесса. Если бы морская была уверена в сохранности и конфиденциальности своих собственных мыслей, то абсолютно точно начала бы вести дневник — ее голова не может более держать в себе все переживания, но Мичиру знает, что все это найдут.
И обнаружат, и прочтут, и убьют.

У Мичиру однажды сломаются руки. Она знает, что сломаются — она видит это в кошмарах, что предпочитает называть предвидением будущего. У нее разобьются колени, а тело упадет на дно. Часы пробьют 5:57, а она будет лететь в бездну, смотря на с каждой секундой отдаляющееся от нее небо со множеством звезд на нем. Прибой унесет ее в глубины, песни всего мира перестанут быть столь значимыми, безумный шляпник перестанет шить свои шляпы, а страницы в книге собственного сочинения перестанут резать ладони, и тогда — клянусь — она станет счастливой.

Ребра Мичиру ломаются шепотом, когда она понимает, что настала пора уходить из тронного зала. Она бы чувствовала себя ужасной предательницей Лунного Королевства, да только ей никогда не понять, каково это — быть душой хрупкой и телом неконтролируемым преданным, сложить оружие в руках и служить верой и отрицанием, правдой и ложью другому человеку. Мичиру хочется верить, что она — хозяйка собственного мира и ей не нужны приказы, но почему, Мичиру, почему ты раз за разом ждешь приказа и указки?
Ребра Мичиру ломаются шепотом, когда она понимает, что настала пора уходить из тронного зала. Мимо нее бегут слова Королевы, мимо нее бегут красоты замка и неудобное платье, и остается лишь желание обратить взор незнакомки на себя. У нее кричат губы и болят щеки, но она лишь смиренно молчит, стоя на одном месте и внимая словам той, что должна отныне служить до конца дней своих. Она не может контролировать грусть в глазах и мечты о том, чтобы это оказалось все призрачным сном, события которого она забудет на утро.
Но самое паршивое во снах то, что одну деталь ты не забываешь. И в этом сне она прекрасна.

— Не думаю, — тихо отзывается Мичиру, когда догоняет слишком быструю воительницу Урана. Ей кажется, что она — сам ветер. Что она — символ неукротимого духа и бесконечной свободы, до которой принцесса Нептуна никак не может дотянутся и ухватить, не выпуская из тонких рук. — Удел дозора — полное одиночество. Как говорила моя мать в детстве: на пламенеющий закат лучше смотреть в одиночку. — Мичиру улыбается — и ей кажется, что слишком горестно перед таким незнакомым и совершенно неродным человеком. Но, в конце концов, она имеет права позволить себе это.

Девушка пробегает по собеседнице пожирающим взглядом, и отчаянно напрягает память, вспоминая те обрывки фраз, которые она слышала за всю жизнь о принцессе планеты-соседки. Мичиру помнит, что Уран по праву считается планетой воинов и ветров, и сама в этом сегодня убедилась. Морской не раз говорили, что воины Урана зачастую слишком высоко задирают голову, их осанка слишком груба, особенно у воительниц, а ладони покрыты следами изнуряющих тренировок ради защиты собственного королевства. Мичиру помнит, что ей говорили: народ Нептуна и Урана слишком разные. Вместо пламени на Уране пустыни, а на Нептуне вместо водопадов до боли глубокие соленые воды. Мичиру помнит, что грубый темперамент ветров никогда не сравнится с нежностью и лаской планеты морей, и никогда не понимала, почему о народе одной планеты судят так плоско. Ведь кто сказал, что у человека не может быть в его пустыни места для оазиса?

Принцесса Нептуна понимает, что если она не подаст голос, то разговор закончится, а осознание того, что этот сон — никакой не сон, а единственная приятная деталь в нем ускользнет от нее, подобно песку, развевающемся по ветру, ударит по ней, как снежный ком. — Ты хочешь? — она произносит вопрос, что тревожил ее последние шестнадцать лет чуть громче, чем планировала, но не так уверенно, как мечтала все эти года. — Я знаю, что это неизбежно, что это наш долг, но, Целестина... — она выдерживает недолгую паузу и переводит взгляд на принцессу пустынь: — ты хочешь?

Ее глаза кажутся ей глубже любого моря, осанка не столь грубой, сколь уверенной, голова не задернутой, а, наоборот, чуть припущенной ближе к бирюзововолосой, а ладони слишком нежными — даже если ей еще не удалось проверить их шелковистость на ощупь. Мичиру кажется Целестина другой — и ее это манит сильнее, чем любой наркотик. И если принцесса Урана и окажется наркотиком, то девушка не против подсесть на нее.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2vufs.png[/AVA]
[SGN]мне высоко и страшно, и ветры душны,
но силы ищу г о р е т ь, не играть в прятки...
ведь пока ты меня слушаешь,
все в порядке.
[/SGN]

«  .  .  .  открой глаза, не расплескав последних снов, они мои.
в них бирюза, дыханье моря, крик китов и корабли.
я здесь живу на берегу бескрайних звёзд, в тени ресниц.
я жду с печальным ядом лунных ос, туманных птиц  .  .  .  »

«  .  .  .  ajr  —  weak  .  .  .  »

Иногда, на долю миллисекунды, что мчится мимо нее, Милене становится стыдно. Она знает, что на ее плечи возложено самое страшное из всех проклятий. Не вера в нее. Не защита чужого королевства. Надежда. Она чувствует, как чужеродная надежда обволакивает ее, обнимает своими теплыми руками, но Мичиру сама превращает согревающий огонь в обжигающий остротой своих углов лед, и за это ей безумно стыдно. Во всех романах, строки которых отпечатались в ее подсознании явно не так прочно, как хотелось бы, героями становятся. Или рождаются ими — ведь это не суть важно. Они берут в ладонь меч, прикрывают веки и мчатся в бой. Идут в пекло, забывая о собственной безопасности. Без страха в глазах и тени сомнения в мыслях защищают тех, что дороги. Мичиру не дорого ничто и никто. У нее нет привязанности к матери. Нет желания заменить ее и стать королевой Нептуна. Нет чувства долга. Лишь задача, которую поставили против ее воли. Она успокаивает себя одной мыслью: разве когда-то героям было легко? Но проблема в том, что она не герой. Просто человек без права решать за себя. Просто девушка с громкоговорящим титулом 'принцесса', которой так отчаянно пытаются подарить крылья, что с пронзающей острием вил болью ломают ноги.

Мичиру смотрит грустным океаном на принцессу Урана, и ее взгляд, устремленный вдаль, воодушевляет, но в тоже время подбивает и так не_плещущуюся через край чаши уверенность. Она отчужденна: девушка морей видит это во всем. Принцесса пустынь молча кричит об этом. Но Милене кажется, что есть в ее пламенных речах и твердой осанке, в длинном шелковистом платье, что она обязательно захочет сменить на привычные доспехи — слухи о соседях разлетаются на планете океанов, подобно ветру, — что-то другое. Милена ловит себя на безмятежной мысли, что ее очам представлена скорлупа, а птенец, что рвется на свободу, сидит и ждет своего часа. Она не смеет просить об открытии своих тайн чужеземку — более того, Милена сама не позволит себе такую смелость и решительность, и ни за что не приоткроет в первые минуты знакомства свою обложку.

— Ты настоящая счастливица, Целести- — она осекается, и отводит взгляд, — то есть Селеста. Извини. — легким движением, подобно приятному бархату, касается ладони блондинки, и жмет ее в дружеском рукопожатии. Отводит взгляд и смотрит на просторы королевства Луны, что ей предстоит защищать верой и правдой. Замечает в небе огромную планету, покрытую лесами и водой, что явно придает кому-то из жителей Луны надежду; и Мичиру знает, что никому иному, как принцессе Серебряного Миллениума. — Тебе есть, что защищать. Есть, за что бороться. Цени это. — вновь смотрит в голубого цвета глаза и улыбается.

Привязанность — не слабость. Привязанность — сила. Мичиру считала так с самого детства, с самой первой прочитанной ею от корки до корки книги. Отсутствие привязанности делает тебя уязвимым. Лишает мотивации. Лишает смысла. У девушки нет смысла, и вся жизнь ее играет прощальную мелодию утерянными в пучине одиночества красками. Однако, она привыкла. Ей не к чему было привыкать. Когда-то она любила свою мать, но вся привязанность к королеве исчезла к шести годам. Тогда Милена впервые спросила у слуг, почему ее воспитанием занимается не мать, а они; почему королева забыла об единственной принцессе собственной планеты и уже пятнадцать дней и шесть часов не желала ей спокойной ночи. Ответ — простая занятость, и это дает принцессе сильнейшую пощечину. Она обхватывает пальцами серебряный ключ и закрывает им замок ларца, в котором клянется хранить свое имя, данное матерью, свои воспоминания, проведенные с теплом ее руки, свою улыбку, украшающую ее лицо от любимого традиционного пикника в воскресенье. Ей говорят взрослеть, и она интерпретирует это слово по-своему.

Мичиру потеряла надежду в тринадцать. Тогда ей впервые позволили явиться народу во всей красоте бального платья и тяжеловесности бриллиантов, украшающих ее шею и запястья. Мать говорит, что Мичиру не смеет вести себя неподобающе на глазах у высокопоставленных лиц Нептуна, и девочка смиренно опускает голову в решении прислушаться к словам женщины, что давно стала чужой. В одиннадцать вечера она сбегает из дворца, направляясь в сад. Держит в руках заранее подготовленные цветы, и пачкает подол платья, садясь на колени перед могилой отца. Кого она действительно любила, так это его. Они виделись еще реже, чем с матерью, но если королева забыла о дочери, когда той было шесть, то король не забывал о своей любимице до смерти. Его сразил страшный недуг, когда девочке было девять, вынудив покинуть этот мир и отдать дочь на растерзание безразличием окружающих. Она до сих пор помнит его легкую улыбку в последние минуты жизни и любовь в ладони, что Мичиру слишком крепко держала. Завтра будет четыре года, как король отдал бразды правления не любящей его жене, и Мичиру разрывает факт, что она даже не помнит о произошедшем.

— Прости меня. Я явно не похожа на храброго воина своей планеты. — говорит еле слышно в страхе, что Лунная королева услышит ее слова, наполненные сомнениями и нерешительностью. Боится представить, что будет при данном раскладке: самое худшее — изгнание из родного королевства. Мать всегда была безжалостна; особенно по отношению к ней. — Я много про тебя слышала, Селеста. Жаль, что наши дороги не пересекались раньше, но я рада, что мы наконец были представлены друг другу, даже если это случилось при таких обстоятельствах. Слишком уж все официально, да? — смеется над шуткой, которая совсем не смешная. И совсем не шутка. В этом плюс самоиронии, верно? — Я была бы счастлива, если смогла ощутить на себе хотя бы крупицу твоей уверенности и храбрости. Голоса говорят, что тебе ничто не страшно. — Милена знает, что люди любят приукрашивать чужие подвиги и стирать в пыль своими языками в случае поражения. Люди врут: и все мы тоже. И, возможно, деве морей пора замолкнуть в возможности быть непонятной и отвергнутой девушкой без сомнений в венах, но ей кажется, что она впервые за свои прожитые в этом мире года видит человека, что может проникнуться. Осознать. Понять. И в эту минуту ей ничего не страшно.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2vufs.png[/AVA]
[SGN]мне высоко и страшно, и ветры душны,
но силы ищу г о р е т ь, не играть в прятки...
ведь пока ты меня слушаешь,
все в порядке.
[/SGN]