The Neighbourhood — Wires

Музыка разрывала барабанные перепонки и грозила своим басом к чертям взорвать здание мощностью звука. Нейтан не знал, возможно ли такое, но был вполне не прочь посмотреть, как внутренности студентов взлетели бы на воздух, рассыпавшись красными брызгами крови. С их мозгами. С их тупостью и беспечностью. Если бы они знали, что среди них бродит маньяк, на чьём счету была не одна фотосессия с мрачным содержанием и труп Рэйчел Эмбер — смогли бы так глупо веселиться? так спокойно выпивать стакан за стаканом пиво с подмешанным порошком "веселья"? Уж посмотрел бы он на их лица, узнай они о его жизни чуть больше. Но сегодня в их с учителем делах был "перерыв". Зачем отравлять вечеринку поисками жертвы, когда можно свойски принять алкоголь, закусить таблеткой из продажных рук? Вот только если бы вся эта история с пропавшей девчонкой постоянно не мозолила ему глаза объявлениями даже, блять, в чёртовом бассейне!
Нейтан сорвал одну из листовок со стены и, зло скрипнув зубами, разодрал её на мелкие клочки. Жаль, что с мыслями-воспоминаниями так нельзя, а то ведь перед глазами так и стоит: свалка, мутный взгляд, серёжка-перо, такая ярко синяя, что хоть глаза выколи. А так: стакан-таблетка-стакан-таблетка-стакан, пока плохо не станет, пока ноги не подкосятся и в голове не будет пусто. А вот нет. Даже обдолбавшись по самое не хочу, Прескотт постоянно вспоминал перекошенное лицо Джефферсона после звонка: "Она мертва, блять, Рэйчел мертва!" — "Заткнись и избавься от тела. Не паникуй". Да что он знает о панике? Это Нейт с ней на "ты" благодаря расшатанной, не без помощи сраного папаши, психики.
Принимая очередную дозу алкоголя у какого-то парнишки, Нейтан всё пытался избавиться от отравляющих его существование мыслей. И нихера не помогает. Нихера. Его плеча коснулась чья-то рука, отвлекая от ставшего совсем привычным самокопания.
— Вот. Возьми, — Вик протянула ему сигарету. Никотин усиливает действие алкоголя. — Давай всех сегодня взорвём, — на вечеринке. Знала бы она, как эта мысль близка к тому, что хотел бы он сделать в действительности. Без всяких переносных значений и двойных смыслов. БУМ! и всё.
Нейтан кивнул, с усмешкой проводив подругу взглядом. А вип-зона тем временем стала напоминать поле боя: тела-тела-тела. Кто сосался, прислонив какую-то шалаву к стене и стянув с неё тонкую ничего не скрывающую майку; кто спал в углу, уткнувшись щекой в пол; кто продолжал догоняться, пока ещё есть возможность практически нахаляву выжрать спиртное. А все вместе — картина маслом: представить, что они в самой гуще военных событий, и вместо петинга на людях парень раненую подругу заматывает; вместо пива девчушка лекарствами спасается. А что? Такое бы Нейтан точно заснял на новенькую камеру. Желательно, чтоб в чёрно-бело-красном и кишками наружу. И он — герой, не иначе, — собственноручно связал бы врагов и долго глумился над ними, снимал, да вертел перед камерой во все стороны. Пока не нашёл бы одну в красной рубашке и с синей серёжкой-пером, так что хоть глаз выколи.
Сраная вечеринка. Даже тут он никак не может забыть.
♦     ♦     ♦
Глаза нещадно жгло. И какой только кретин догадался насквозь прокурить тесную комнатёнку, в которой были свалены старые потёртые ласты — на кой их тут вообще хранить? — да швабра уборщицы. Впрочем, когда ты явно переборщил с наркотиками, после чего залил в себя не один стакан дрянного алкоголя, тебя мало волнует, где залечь. Лишь бы унять тошноту, от которой во рту стоит навязчиво кислый привкус, лишь бы обнять то же ведро, полное моющих средств, и провалиться в сон, чтобы очнувшись наутро послать уборщицу во всем известном направлении и выслушивать-вычитывать упрёки отца, которому снова придётся напомнить ректору, мол, одно его слово, и Уэллс уже никогда не найдёт себе работу в этом городе.
Даже здесь были слышны крики пьяных студентов и мощный бас не умолкаемой музыки ни на секунду музыки.
Прескотт ввалился в кладовую бассейна, сделав по инерции нетвёрдый шаг вперёд и чуть не сосчитав носом количество плиток на прохладном полу. Закашлявшись от туманом стоящего в комнате дыма, он закрыл за собой дверь, борясь с желанием вывернуть содержимое желудка на пол и каруселью собственного вестибулярного аппарата, далеко и надолго пославшего его от такого обращения с организмом. Захлопнувшаяся за спиной дверь отрубила доступ шума, отчего Нейтан блаженно прикрыл глаза. Зря: головокружение тут же усилилось, и ему пришлось опереться рукой о стену, казалось, уплывающую из-под руки.
— Блять, — подвёл итог Нейт, прежде чем спиной прислониться к той же стене, больно ударившись локтем, и съехать вниз. Затылок упёрся в твёрдую поверхность, и жить стало гораздо легче. По крайней мере, штормить практически перестало.
— Нейт? — в дверь заскреблась Виктория. Беспокоится, с-сука, как бы он там концы не отдал, ласты не склеил втихую. Да он их всех переживёт, потом ещё на могилах спляшет за всё хорошее. С особой радостью на отцовской, и, быть может, у мистера Джефферсона, чтобы на том свете почувствовали, как его достали. — Ты в порядке?
Просто прекрасно. Особенно после последней порции, Вик.
— Да, — сдавленно бросил он, надеясь, что такой ответ её вполне устроит, и Чейз оставит его в покое. Несколько секунд прошли в напряжённой тишине, сдавившей вакуумом уши, после чего послышались нетвёрдые удаляющиеся шаги. Теперь можно было со спокойной совестью забить на всё болт до утра и отключиться. Нейтан буквально на руках дополз до ведра и вывернул из него на пол чистящие средства, перевернув ёмкость. Голова коснулась твёрдой поверхности, по чистой случайности выполнявшей сегодня для одного не особо удачливого студента-фотографа роль подушки. Не лучший вариант: за всю ночь он проснулся, наверное, раз сто, чувствуя, как тело затекает всё больше. Зато в конце концов его прекратило мутить и слегка отпустило, когда он очнулся ото сна в предпоследний раз.
В последний, открыв глаза, Нейтан решил, что это очередной сон. Кошмар.
♦     ♦     ♦
— Какого, блять, хуя?! — Нейтан даже подскочить попытался, первое время не представляя, что нужно чувствовать, как реагировать, когда засыпая в собственной академии ты открываешь глаза посреди... — Это чо, блять, за шутки?
Под бомбером, в штанах и фирменных туфлях — везде был песок. И под ногами, и до самого горизонта простирался подобно морю. Только если море с его китами Нейт любил, то такая картина ему определённо нравилась куда меньше. Прескотт, конечно, видел ещё в своих детских книжках-энциклопедиях фотографии и рисунки пустынь, но даже не представлял, что вживую это выглядит так "безгранично". Он даже вокруг себя обернулся, случайно толкнув ведро, когда его качнуло в сторону — Нейтан-то надеялся, что его так просто отпустит. И везде всё тот же огненно оранжевый песок. Солнце заходило за горизонт, слепя красным маревом. Он со своим кирпичным красным бомбером, наверное, подходил для этой обстановки как нельзя лучше, чтобы быть никем не замеченным до утра, — сама мысль вызвала невольную нервную усмешку, учитывая его нежелание торчать посреди пустыни целую ночь вместо того, чтобы спать в общежитии.
И как ему теперь отсюда выбираться? Ладно, окей, допустим, он не спит, — Нейт цыкнул сквозь зубы, ущипнув себя за руку, — тогда какого чёрта произошло? "Может, это трип такой," — кисло скривился он: "Не стоило так накидываться". В голове мелькали один за другим варианты произошедшего, пока Нейтан оглядывался по сторонам в поисках хоть чего-то. Хоть кого-то. Вот чему он точно не будет удивлён, так это если окажется, что всему виной Шон Прескотт: решил наказать сыночка за очередную провинность, заплатил, кому нужно, того и выбросили прям посреди пустыни. И выбирайся как хочешь. Или подыхай, не велика потеря. Говорил же, его вся Аркадия Бэй ненавидит.
Паника начала подступать комом к горлу, смешиваясь с привычным приступом гнева.
Прескотт рукой нашарил в кармане бомбера таблетки, которые тут же отправились в рот. Может, от них и было мало толку, но раз уж доктор Джейкоби их выписал — они должны мало-мальски прочистить мозги, чтобы можно было решить, что делать дальше. Куда идти. От кого искать помощи. Нейтан мог бы поверить, что это всего лишь небольшое наказание — с помпой из-за причуд богатенького папочки, — но вокруг не было вообще никого. Совсем вдалеке виднелись небольшие холмы, но поблизости и спрятаться было особо негде, чтобы следить за тем, как и когда он — младший Прескотт — усвоит урок, чтобы затем забрать его домой.
Становилось заметно холоднее. Откуда-то из закоулков библиотеки-памяти всплыло напоминание: по ночам в пустынях температура ощутимо падает. Нужно было искать укрытие, пережидать, пока солнце не взойдёт. Хотя вряд ли это было бы лучше: духота намекала, что в привычной для родной Америки одежде он долго не протянет на солнцепёке. Крутой выбор: замёрзнуть или спечься. Ничего не скажешь. Не привыкший не то, что к таким условиям, вообще к любого рода выживанию — если не считать выживание среди себе подобных в академии, — Нейтан был мягко говоря растерян.
— Э-эй! — попытал счастья он, надеясь, что сейчас невесть откуда появится кто-то неведомый, нанятый его отцом, и поможет, спасёт, укроет от опасностей. — Кто-нибудь?!
Крик простёрся на многие мили вперёд и где-то вдалеке затих. Ответ — давящая тишина. Он был один. Выбора не было, и Нейтан пошёл в наобум выбранную сторону. Песок всё больше набивался в обувь, так что порой приходилось останавливаться, чтобы его вытряхнуть, а из-за его рыхлости высокий темп набрать никак не получалось. То и дело Прескотт пытался звать на помощь, в какой-то момент даже обратился — что есть мочи, во всю мощь своих прокуренных сигаретами лёгких — к отцу, но никто так и не пришёл. Сил оставалось всё меньше, и когда солнце окончательно зашло за горизонт, Нейтан начал замерзать. Он запахивался в мало спасающий от холода бомбер и упорно продолжал идти вперёд. По крайней мере, теперь он окончательно протрезвел, что хоть немного, но улучшило ситуацию с того момента, как Нейт оказался в пустыне.
Вот только никакой помощи он пока так и не дождался.