ты помнишь обеты трем старухам данные?

в жилах кровь стынет, он все еще бессмертный, бессмертный, несущий на себе тяжкое бремя. дит титанам бы старым молился об избавлении хлопот (увы, молиться теперь надо единому, а титанов они с братьями уничтожили, в пыль стерли), но увы, — слышит голос трех старых беззубых в голове своей. смеются они над ним, над проказами его и пожеланиями, а владыка мертвых только лишь в пепел желает обратить заветы им данные. «по нашей воле ты жизнь людей обрываешь; на кого укажем, — ту жизнь оборвешь ты,» — они говорили. они говорили ему, что за грехи отцов должны были платить старшие по крови, но в ответ получали презрение да отказ. когда они связали лорда пепельного клятвами?

это было давно.

«да, давно,» — шепчет беззвучно старший сын кроноса, ксифос от крови очищая плащом своим. старец мертв, старец свой сказ так и не дописал, оставив лишь только на память свой бред (люди не верят в сказки, а лучше бы верили), да лампада только горит над рукописями недописанными. пальцы по заветам старца пробегаются, от строчки к строчке, губы повторяют беззвучно текст написанный да смеется про себя плутон, отмечая, что старые карги боялись за себя и жизнь свою. лампада разбивается, — огонь рукописи пожирает, жрет, жрет, но мало ему. языки пламени ласкают руки повелителя, просят его освободиться от оболочки людской, но владыка только головой мотает в ответ пламени порочному.

(нет)
(я должен идти, я должен отыскать шутку единого)

пламя рукописи пожирает, а убийцы нет и поныне на месте преступления.

хочешь от клятвы нам данной отказаться?
я не давал их
вы принудили меня еще в юности

ты помнишь? да, помнишь обеты эти.

аид камней, мхом покрытых, касается, да бродит сред могил старых и потерянных как он. упокоенные забыты, обеты, увы, напоминают о себе постоянно. он был тогда молод и глуп; ах, олимпийцы, насколько они тогда были безрассудны, жизнь в постоянном празднике проводя. зевс олимпийский над жизнью править тогда только начал, зевс проклятых мертвых ремесло постигал под покровительством танатоса, учителя своего. три карги у тартара обреченного попросили встречи тогда.
он явился к ним, обожженный и уже проклятый. нет ныне в жилах его икора алого, теперь икор по жилам течет в нем черный. царь мертвых слушает их внимательно, руки скрестив на груди своей. просят старухи его искупить грехи отца его, кроноса пожирающего, но в ответ получают вопрос: «почему не зевс, брат мой?» — «зевс, брат твой, свое предначертанное исполнил, и теперь грехи отца своего должен ты на плечи свои взвалить». молвят они ему о веке золотом, веке, смерти лишенном, покуда в чреве кроносовом дети его варились и желали месть свою над отцом исполнить; молвят они о людях, живших в те времена и не зная страха смерти. они молвят, что кронос их просьбы отвергал, а люди в блаженном сне засыпали, не ведая страха смерти. «ты должен теперь грех отца искупить,» — говорит старшая, протягивая ксифос в ножнах владыке проклятых. «ксифос этот создан для тебя, владыка мертвых,» — произносит средняя сестра, — «должен ты отныне жизни смертных забирать, нити только перерезая; на кого укажем мы, — того и не должно быть отныне в живых.»
аид мрачный средь могил мхом покрытых бродит да клятвы данные у тартара вспоминает. поклялся молодой бог тогда желания старых исполнять; на кого их персты укажут, — тот жизни лишится, нить он разрежет ксифосом своим и не более, остальное исполнит танат чернокрылый. грек останавливается у могилы одной, и произносит:

– я глуп был тогда, друг мой.

он помнит обеты старухам данные, и рассказывает упокоенному другу своему смертному. рассказывает о глупости своей беспечной, о том, как страшно было в первый раз лишать смертного жизни его, ведь тот протягивал руки к нему, преисполненный ужаса (что тогда просил его умирающий, падая ниц? владыка мертвых морщится, вспомнить пытаясь, но все безуспешно); а потом, — потом уже вроде привык. пока нить жизни своей другу не оборвал.

выкинь ксифос проклятый
старухи прокляли тебя и дело твое

вот солдат, просящий его колыбельную спеть, что некогда пела мать ему перед сном; вот младенец, коему предназначено от хвори умереть; вот молодая невеста перед брачным алтарем умирает у жениха на руках. каждому аид хмурый свою колыбельную поет и нить жизни ксифосом своим разрывает. плутон в своих бедах трех старух винить хочет, но не может жизнь свою оборвать (он когда-то уже разрезал нить собственную, обратившись в монстра, — монстра проклятого своими же, правда, к чему все это); разум затуманенный, руки дрожащие, — где тот владыка, внушавший страх обыденным смертным?
судия мертвых стоял на брегах кровью залитых...ксифос он выкинул в воды кровавые, но вернулось к нему его проклятие собственное, у ног лежит как ни в чем не бывало. как жаль, что не убил тогда трех старух у врат тартара, — сожалеет иногда о неисполненном бессмертный, но ничего более не остается. вновь поднимает и в ножны вкладывает смерть несущий клинок. ах, если бы он тогда убил их...

ксифос, тремя старухами данный, ему как проклятие и напоминание.

орк у могилы друга, покой обретшего, стоит. уста его дрогнут, будто бы хочет он что-то сказать, но не слетит ни единого слова с опаленных губ. как жаль, что времени тогда не хватило, — дит нашел бы способ (теперь он хочет вернуть мертвого из небытия, теперь, но не тогда. тогда он безумием был объят).

– а знаешь, мальчишка, кто я? хотя я неправильно задал вопрос, – ухмыляясь, молвит владыка мертвых ошибке природы, — воскреси его.

и на могилу упокоенного указывает дит. на могильнике мхом покрытым написано имя:арнольд ротштейн.

проклятый помнит старухам обеты данные.

[NIC]the ashen lord[/NIC]
[STA]you've got to die a little[/STA]
[AVA]http://i.imgur.com/FH20afR.gif[/AVA]
[SGN]

«тебе уготовано видеть нити, что судьбы и тела сплетают воедино,» — твердили три старухи юному сыну Кроноса, а на устах их скользили улыбки, полные презрения к нему. К тому, кому предначертано ныне жизни забирать.

[/SGN]